Похожее на сны Валентин Икасов

Что есть голубое небо? И каков контраст между этой васильковой высью и тучами, которые порой не дают даже капле света проникать в пространство дорог, понуро сгорбленных от тяжести серых тонов.

Существует еще и ночь. Она тоже своего рода приговор для небесной тверди. Но в отличие от мириад необъятных туч, среди темных дворов и кривых фонарей можно заметить звезды, чей свет в холодные годы согревал и продолжает согревать тех, кто потерял надежду на спасение и приют. Ночь не длится вечно. Иногда она устает держать свои светила над крышами тысяч домов и уходит, чтобы после вернуться. Также и тучи прощаются, рассеянные от натиска ветров. Тогда и приходит время для оживленного света.

Игривый свет кладет свои кисти на плечи земли. Он ложится как бархат на очертания полей, лесов, рельефы гор, на глади морей и океанов. С ним приходит и его лучший друг – ясное небо, служащее опорой для его источника – солнца. После появления света на небосклоне загораются дневные звездочки. Не каждому дано разглядеть в палитре ярчайших красок крошечные огоньки. Эти точечки изредка мерцают, а люди, приметившие звездный блеск, не могут оторвать взгляд от незабываемого зрелища.

С чудесами, которые приносит свет, на землю приходят юные ребята, представляющие честь и достоинство небес. С виду они напоминают обычных детей, но отличаются от них необычайно белесым оттенком кожи. Пребывая на земле, они гуляют по равнинам и населенным пунктам, весело резвятся между собой. Без них невозможны те ощущения полета, когда в гуще тополей и лип ты шагаешь к залитым первым дневным светом родным местам. Эти дети помогают всем нам в одно целое слиться с незримым естеством, прикоснуться руками к душе многолетних деревьев. Они плоть от плоти —внеземная материя, но такая нужная для бренного мира. Так и сегодня двое таких юнцов не от мира сего спрыгнули с неприступного оплота небес и очутились на окраине одного района.

Неимоверный шелест травы, воцарившийся посреди чистого поля, разрезал трели соловьев и пронзительные песни малиновок. Тишина не водилась здесь. В этой колыбели природы можно было лишь уловить симфонию из различных звуков: от этого самого шелеста травы до журчания родника, льющего свои соки в глубинах малахитового леса. В один миг тут раздался голос и уничтожил незыблемость звуков окружающего мира.

– Смотри, какая высокая трава! —донесся издалека крик.

Эти слова воскликнула девочка по имени Шейндел, тринадцати лет от роду. Лежа в несметном количестве светло-зеленых небоскребов Матери Земли, она поправляла пшенично-шафранные кудри, спадающие на кроткое личико, цвет которого так гармонично сочетался с ее белым платьем. Вокруг нее пестрел криолитовый свет, а из лона полевой травы вырывался дым. Все это было похоже на зияющую во ржи пропасть. Нежные прикосновения девочки к сердцам мягких трав превращали землю в пластилиновые дольки, которые обволакивали целомудренное тело, и погружали его в блаженство ароматов флоксов и клевера. Она с головой утонула в кольце изумрудных рук и не собиралась выходить из него. А неподалеку, на самом краю колыхающейся от ветра животворной купели стоял ее старший брат Уриэль. Ему недавно исполнилось семнадцать. У него были темно-русые волосы и серые глаза с еле заметными голубоватыми вкраплениями. Черные шорты и синяя футболка прилегали к его стройному стану. Находясь на раздолье, он сосредоточенно вперил глаза в сторону леса. Его задумчивый взгляд простирался в нежно-голубоватую даль горизонта, где каждое утро солнечный диск протягивал свои лучи к холодной, вышедшей только что из грозной ночи, земле. Он был серьезен в этот погожий день. Все природное очарование не приносило Уриэлю ощущения внутренней умиротворенности.

У него с сестрой было разное отношение к прекрасному. В отличие от Шейндел, он редко предавался веселью и развлечениям. Ему мешала в этом одна вещь – ранее взросление. Оно и накладывало отпечаток на жизнь мальчика. Уриэль любил поразмышлять в уединении, когда другие улыбались солнцу и ни о чем не думали. Никому не известно, какие вопросы донимают юношу. В его глазах нельзя прочесть ни единой мысли, ведь они глубоко зарыты в потемки черепной коробки и не могут прорваться оттуда наружу, подобно свету.

Вскоре с лица Уриэля спала тень задумчивости, и он окинул глазами Шейндел, запутавшуюся в сплетении колючей осоки. Остановив на ней свой пристальный взгляд, он заговорил:

– Послушай, небо же такое огромное, его измерить даже невозможно! А ты удивляешься этой жалкой траве!

– Никакая она не жалкая! Да, она намного меньше неба, но хуже она от этого не становится, – промолвила Шейндел.

Уриэль слегка потупился и замолк, но через мгновение ока был готов ответить сестре, но та успела опередить его:

– Уриэль, прыгай ко мне в траву.

Он никак не отреагировал на ее слова и остался стоять как вкопанный. Его мысли понеслись стремительным потоком, а голова наполнилась обрывками фраз и вопросов, которые не могли сложиться в единую мозаику. Со временем туман из скопления слов начал оседать, и Уриэлю представился пейзаж, непохожий на явь, странная картина, на которой солнце было черным, разделенным на две части линией, создающей в нем брешь, откуда льется красный свет. По солнцу будто текла одна большая капля крови. На месте флуоресцентно-блеклой выси, где должны находиться водянисто-прозрачные глаза неба, бежал полумрак, точно такой же, как в ту лунную ночь на Днепре. А внизу простиралась бесконечная выжженная земля.

Зрелище, рожденное воображением Уриэля, вспыхнуло в его мозгу ядерным пламенем. Ужасы темного мира сменялись друг за другом. Но вскоре картинка стала статичной, и главнейшая мысль Уриэля выступила гнойной открытой раной. Мальчика обуревал неимоверный страх, он больше не мог держать его внутри. Пришла пора оголять своих демонов, пришло время покрывать сажей яркий мир.

– Шейндел, подойди сюда! – грозно сказал Уриэль.

Девочка покосилась на брата и осталась сидеть в траве. Он был раздражен неповиновением сестры и еще строже обратился к ней:

– Шейндел, я твой старший брат или кто?

Она вскочила с места и направилась к нему. В ее движениях читалось крайнее недовольство, ведь она хотела дальше отдыхать, а не слушать скучные рацеи братца.

– Что такое, Уриэль? – с легкой хрипотцой сказала Шейндел.

Мальчик направил на нее свой взор и презрительно вгляделся в черты ее лица. После пары секунд неудобного для девочки молчания он заговорил:

– Пока ты резвилась в травке, твой брат понял страшную вещь, о которой он тебе сейчас поведает. Но прежде чем пугать тебя, он хочет задать один вопрос.

Выслушивая реплику Уриэля, Шейндел стояла с покосившимися глазами, опустив голову, но когда брат сказал о каком-то вопросе, она уставилась на него так, будто услышала суровый приговор. Он выдержал небольшую паузу и после обратился к сестре:

– А что ты будешь делать, когда небо упадет на нас?

– Что ты такое несешь?

– Я спрашиваю вещи, о которых ты, будь моей ровесницей, не имела бы даже поверхностного представления. А сейчас тем более! Тебе ничего неизвестно про обратную сторону «твоего живописного мира» со всеми этими поющими птичками, летающими бабочками и этой чертовой травой! Что ты можешь? Ребячиться в траве? И все? Представь мертвое небо. Вообрази полудохлое солнце, которое отхаркивается желчью собственного света прямо под ноги таким, как ты, видевшим до этого ужаса только ясное небо над головой!

– Понимаешь, это не навсегда! – сказал он, простирая руки в стороны. – Однажды с этим что-то случится.

Шейндел не сумела вникнуть в суть слов Уриэля. Все сказанное им показалось ей настолько страшным, что по ее лицу потекли слезы. Сквозь них она начала говорить, не поднимая головы:

– Уриэль, – со всхлипом произнесла она и закрыла глаза руками. – Я не в силах такое представить: это солнце, небо. Такого не бывает. Ты так напугал меня!

Она посмотрела на него. Заплаканный вид Шейндел вызвал в мальчике чувство жалости. Он приблизился к ней и обнял ее за плечо.

– Ладно, извини, успокойся, милая. Я правда не хотел тебя пугать, просто я понял страшную истину. Истину, так и рвущуюся наружу, истину, до которой, возможно, и ты однажды дойдешь. А лучше не доходи, ведь куда приятней смотреть на ясность не…

Он замолк и в мгновение отпрянул от сестры. Это удивило ее, и она обратилась к Уриэлю:

– Что-то не так?

Он всмотрелся в даль, к которой был прикован минут десять назад. Нечто странное поразило его. Внезапно посреди стеклянного дня появились пепельные тучи, которые поползли по верхушке горизонта. Уриэль указал пальцем на точку, где небо начали застилать хмурые странники. Шейндел устремила туда взгляд и тут же была поражена происходящим, но, в отличие от мальчика, не могла реагировать на такую метаморфозу без слов:

– Что все это значит? Объясни мне! Ты навел грязь на этот мир, рассказал о свете, что погаснет. А сейчас дивное сияние солнца стало действительно пропадать!

Уриэль стоял в недоумении, он не верил, что темнота, представленная им, обернулась явью. Тучи вертелись в безумном танце, опоясывая просторы небес. Они сплетались между собой и готовились приблизиться к солнцу. Тьма становилась все гуще и медленной поступью, как маленький ребенок с лестницы, спускалась по вуалевой шторе неба с его высоченного карниза. От этого Шейндел рассердилась еще сильнее: