Базилевс торжествовал и повёл своё нагруженное добычей войско домой, но, как оказалось, неприятности на этом для него не закончились. Племя трибаллов, через земли которого проходила македонская армия, потребовало за свободный проход часть добычи. Филипп даже опешил от такой наглости, поскольку не ему, правителю самого могучего государства на Балканах, выслушивать требования каких-то племенных царьков. Обменявшись взаимными оскорблениями, обе стороны схватились за оружие и вступили в сражение. Трудно сказать, чем бы этот бой закончился, если бы в самый разгар битвы тяжёлое ранение не получил Филипп. Копьём базилевсу насквозь пробили бедро, причём удар был такой силы, что им же был убит и царский конь. Македонцев охватила паника, они решили, что их царь погиб, и стали отходить с поля боя. Вся скифская добыча была брошена и попала в руки трибаллов.

Итог скифской кампании македонского царя подвел Юстин: «Таким образом, добыча, захваченная в Скифии, точно на ней лежало проклятие, едва не принесла гибели македонянам» (IX,3). Несмотря на то что Филипп остался жив и его армия не была разгромлена, удар по престижу базилевса и Македонии был очень велик. Пока царь был прикован к постели, он передумал о многом и пришёл к выводу, что настало время нанести удар по своему главному врагу – Афинам. Филипп помнил, что именно афиняне помешали ему взять Византий и Перинф, что, в свою очередь, спровоцировало поход в Скифию, который столь плачевно закончился. И именно Афины всегда оказывались во главе коалиции, направленной против Македонии. Победив же афинян, с остальными недругами будет справиться намного легче.

Война с Афинами была решена.

Как только Филипп оправился от ран, началась подготовка к войне с афинянами. Базилевс нещадно муштровал войска, поскольку отдавал себе отчет в том, к каким последствиям может привести поражение. Слишком велики были ставки в затеянной им игре, где проигравший мог потерять всё. Но царь Македонии слишком долго шел к этой войне, чтобы отступить в последний момент. Ему нужен был только повод, чтобы открыть боевые действия. И здесь удача внезапно улыбнулась Филиппу. Совет амфиктионов объявил очередную Священную войну в Греции и поручил македонскому базилевсу покарать святотатцев. На этот раз в роли безбожников оказались жители города Амфисса в Локриде, как и фокейцы, они покусились на имущество храма Аполлона в Дельфах. Правда, сам храм не грабили, а просто распахали земли на священной равнине к югу от святилища. Только не учли, что сельским хозяйством там заниматься запрещено, и поэтому их поступок в глазах остальных эллинов будет выглядеть кощунством.

Повод для вторжения в Грецию и вмешательства в её дела был просто великолепный, поскольку привлечь на свою сторону эллинов в борьбе с теми же эллинами было для Филиппа очень заманчиво. И самое главное, афиняне не могли ничего против этого возразить. Им очень не хотелось пускать в Элладу своего злейшего врага, но Священная война была объявлена, и они были бессильны что-либо изменить. А Филипп не медлил. Понимая, что в сложившейся ситуации промедление смерти подобно, он сразу же выступил с армией на юг. Лучшие македонские полководцы вели войска в этот поход, и на этот раз Филипп взял с собой сына, которому недавно исполнилось 18 лет.

Вступив в Среднюю Грецию, царь не пошёл в земли локров, на Амфиссу, а неожиданно повел армию в Фокиду, где занял стратегически важный город Элатею, и начал спешно его укреплять. Получилось так, что Филипп теперь держал под ударом Фивы, до которых был один день пути, и Афины, куда мог дойти за три дневных перехода. Закрепившись в Элатее, базилевс сделал набег на Амфиссу и сровнял её с землёй, формально выполнив постановление амфиктионов и наказав святотатцев. Но своих позиций в Греции македонский царь покидать не спешил, по-прежнему располагаясь с армией в Фокиде. Зато в Афинах известие о занятии Элатеи вызвало настоящую панику, которую усилили прибежавшие ночью беглецы. Помимо рассказов о захвате города, они также говорили о том, что царь Филипп вот-вот выступит на Афины со всей своей армией.