Служанки бесшумно зашевелились: одна разложила перед нами утончённые чаши, другая принесла керамический чайник. С третьей капнула первая капля пара – зелёный чай был свежим, пах весной. Я с трепетом наблюдал за движениями – каждая из них будто танцевала, всё было медленно, плавно, без единой ошибки. Это была не просто подача чая – это было действо.

Когда мне подали чашу, я поклонился и аккуратно взял её обеими руками, как мне однажды показал Кэнтаро. Саки сидела напротив, её взгляд был спокойным, но внимательным. Сердце моё стучало сильнее, чем тогда, когда я впервые увидел её на мосту. Я украдкой смотрел на неё, стараясь не задерживать взгляд. В Японии, как я понял, прямой взгляд в глаза женщины мог быть воспринят как дерзость. Но она… Она не отводила взгляда.

Прошло несколько минут в тишине. Только чай между нами и шелест ткани, когда служанки поправляли подолы. И тут Саки первой заговорила.

– Ты не похож на воина, – произнесла она негромко, но чётко. – Но в тебе есть что-то… твёрдое.

– Я моряк, – тихо ответил я. – Иногда это тяжелее, чем быть воином.

Она слегка улыбнулась.

– И как тебе здесь, в замке Канэгава? В деревне?

Я подумал, сделал глоток чая и, выбрав слова, ответил:

– Это… как попасть в другой мир. Всё – будто сошло со свитков: горы, деревья, эти крыши, что тянутся к небу. У нас в России я такого не видел. Замок – как корабль из камня и дерева, стоит высоко и всё видит. А деревня… люди там улыбаются, несмотря на суровую работу. Мне казалось, что в мире нет мест, где так гармонично сочетаются сила и покой.

Она опустила взгляд в чашу, потом снова посмотрела на меня.

– Ты умеешь говорить красиво. Или это просто правда?

– Это просто… то, что я увидел. То, что почувствовал.

Она немного помолчала, потом спросила:

– А как выглядят замки у вас, в России?

– Они другие. Каменные, мрачные. Высокие стены, башни – чтобы держать врага снаружи. Но холодные. Я не чувствовал в них жизни. А здесь – стены словно дышат, слышат, как поёт ветер за окнами…

– У нас замок – часть души клана, – сказала Саки. – Не просто защита, но дом предков.

Мы продолжили беседу – она спрашивала о еде, которую мы ели на корабле, о том, почему мы шли на Сахалин. Я рассказывал, как мы ловили рыбу, как варили суп из сушёной капусты и солонины, как мечтали добраться до суши. Мы смеялись – совсем тихо, чтобы не нарушить атмосферу.

И вдруг задвигалась дверь. Сёдзи отъехали в сторону, и на пороге появился даймё Канэгава, за ним – Кэнтаро. Оба молчали. Даймё, не говоря ни слова, подошёл и сел напротив меня. Его взгляд был серьёзен, но не враждебен. Он медленно кивнул.

Я почувствовал, как мир снова стал весомым. Приятная беседа закончилась. Теперь начиналось что-то новое.

Мы сидели в молчании – редком, почти волшебном моменте, когда слова не нужны. Я даже забыл, где нахожусь. В голове стояла лишь тишина, аромат чая и мягкое дыхание Саки. Казалось, что весь этот мир, полный тревог, сражений и потерь, остался где-то далеко – за стенами замка, за шумом деревни.

Но всё рухнуло в один миг.

Раздвижная дверь сёдзи отъехала с резким звуком. На коленях перед нами упал молодой слуга, запыхавшийся, с потной шеей и растрёпанной повязкой на лбу.

– Мой господин! – выдохнул он, низко склоняя голову к татами. – Прибыл господин Каро – Янагива Тадаомару!