– Наизабавнейша то, что я звонила до своего лекаря Давида Самуэлевича. Который на початку успокоил меня, а потем поведал, цо непоставит диагноз по телефону.

– «Зачем врачу то было звонить? Подумаешь ногу отсидела на диване. Тоже мне травма,» – подумал я, но ничего не сказал Агнешке.

– Але только повесила телефон, как ноги опять опали и боль дзикий, – сказала Агнешка, – Такой дзикий, дзикий. Я опять за телефон, звоню до моей подруге Франьчишке. Франчишка была заангожована в йоге.

– Занималась йогой? – переспросил я.

– Да, – ответила Агнешка, – Заангожована в йоге, але взяла телефон и поведала мне, поведала, цо, то у меня обводнение.

– Что еще за обводнение? – переспросил я.

– Але обводнение, тераз, мало воды, – ответила Агнешка.

– Обезвоживание, – прояснил я для себя, – А почему у тебя должно было быть обезвоживание?

– У мне был то другий день диеты «2 Deis DIET?», – сказала Агнешка.

– Ты значит на диете была второй день, – по привычке перевел я, – Зачем тебе это?

– О тей диете я, кохане, пшечитала в кшенште которую мне дала Франьчишка. Там два дни в тугодне называне суровыми, чили правие без углеводов, а реста попросту чисте засилане по средиземноморским засад.

– По этой диете, два дня у тебя были строгие, то есть, ничего не ела, а потом, нужно было питаться по средиземноморским принципам, – перевел я, – Ты с ума сошла!!! Ты два дня ничего не ела из-за своей дурацкой диеты?

– Франьчишка ми то самое поведала, – спокойно ответила Агнешка.

– Конечно тоже самое скажет, если у твоей Франьчишки голова на плечах, – сказал я.

– Так и муви. Ошалелашь!!! Ты залекциважила залецинями з ксенжки!!! Там выражние есть написано, але не допустить обвожение, раз в дзень пить соленого бульону, – произнесла Агнешка, передразнивая свою подругу Франчишку.

– Так ты даже воду не пила? – спросил я.

– Ни, – ответила Агнешка, – Ни воду, ни соленого бульона, как в ксенжи.

– Ты спятила!!! Это твоя ксенжи – это что, книга для самоубийц? – проорал я в трубку.

– Цо то есть «спятила», – переспросила Агнешка.

– Не важно, – ответил я, – Ошалелашь значит.

– Зараз так и Франьчишка муви, – ответила Агнешка.

– Да, к черту твою Франьчишку, – сказал я, – Срочно звони в скорую!!! Твой организм без этого гребанного бульона сейчас загнется! Ты через эту диету в реанимацию попадешь. Срочно вызывай себе скорую. Срочно!!!

– Кохане, ни мартвше, юж звонила, – сказала Агнешка, – Они юж были.

– Были уже? – переспросил я, – Так ты сейчас где? В больнице? Куда мне ехать?

– Ни, ни, я ни есть в спитале, – ответила Агнешка, – Я есть в дому. Лекари приехали, зазвонили мни до двери. Подобно як ветеран войны с битвы иду до двери, отчиняю, стою и падше на них як глупья.

– Почему, як глупья? – спросил я.

– Для тего, же буль минул, – ответила Агнешка.

– Стоп, стоп, стоп, – сказал я, – То есть, ты такая встала с дивана, идешь хромая к входной двери, подобно ветерану войны вернувшемуся со сражения, с каждым шагом тебе становиться все легче, и легче. А когда ты открыла дверь, то совсем все прошло, и ты стоишь и смотришь на них. Я правильно понял? А они?

– Они пытают, кто спарализовало? Гди больной? – ответила Агнешка, – Так ми встыд. Я в теде запомняла, что ломала диету и пила хербату.

– Хуууу, – облегченно сказал я в телефонную трубку, – Не переживай, хорошо, что забыла, что ломала диету и пила во время нее чай. Чай и плохая память тебя спасли.

– Тшебе то браво, а я в тоби, може бракую, – сказала девушка, – Приедешь?

– Уже еду, – произнес я.

Посреди гаража, на подъемнике, висело то, что когда-то называлось темно-зеленый «Мерседес-Бисмарк». После нехитрых Медведевских манипуляций с гаечными ключами и отвертками, машина теперь стала напоминать обглоданный скелет огромной рыбины триасового периода. Вся обшивка, двери, багажник и еще какие-то, ранее скрытые от человеческого глаза, запчасти, громоздились у стен по обе стороны гаража, а сам виновник данного действа – Медведь, стоял возле верстака и высекал сваркой яркие искры из куска металла.