Выбрать «погибель» непросто. Внешне холодильники – как близнецы братья. Да и названия у всех одинаково кряжистые: «Атланты», «Норды», «Аристоны», «Индезиты». Более скромно и чуть в стороне толпятся «Мински» и «Снежичи». Само собой, тут же тусуется наша всероссийская «Бирюса». Но мы с Олежей глядим не на названия. Картона нам требуется много, поэтому холодильник сынуля выбирает самый большой. Как раз на сумму, что кормила бы наше семейство в течение ближайшего квартала.
– Этого хватит на дом? – все же высказывает он сомнение.
– Смеешься? Этого хватило бы на год квартирной платы!
– Хорошо! – кивает он головенкой.
– Чего уж хорошего… – соглашаюсь я.
– Тогда грузим в машину?
– Не получится. Скорее уж машина войдет в такой холодильник. – Я чешу макушку. – Его нам доставят позднее. Может быть, даже завтра.
– А сегодня? – Олежа выпячивает губы. – Сегодня-то мне где жить?
– Сегодня придется потерпеть. Бездомный на один день – это не страшно, – утешаю я. – Есть люди, что всю жизнь проводят без крыши над головой.
– Они что, не могут купить себе холодильник?
– Если бы только холодильник…
Тем не менее, с грузчиками, отвечающими за доставку, мне удается договориться. Заодно мы покупаем сухой клей для будущих работ, пару батареек, моток провода и выключатель с лампочками. Современный дом – это прежде всего электрификация, а Олеже хочется современности. Да и мне отступать поздно. Как в пословице: связал корзину, – собирай грибы. Или что-то вроде этого…
***
– Раньше я домики не умел строить. Ну… Когда был еще маленьким, – рассказывает Олежа, – вот таким… – он показывает двумя пальцами нечто похожее на помидор.
– Каким, каким? – хмыкаю я.
– Ну, таким, – он увеличивает размеры вдвое. – А ты разве не помнишь?
– Конечно, нет. Это давно было.
– А я помню, – хвастается Олежа. – Я тогда памперсы вместо брюк носил, глупости разные делал. Теперь-то я большой, правда?
– Ага, метр в кепке.
– Что?
– В смысле, значит, сто сантиметров.
– А сто – это много?
– Еще бы! Мне вот ста лет еще нет, а ты уже сто сантиметров вымахал.
– Это да! – Олежа вскакивает с ковра, потешно пританцовывает, крючит руки, показывая несуществующие бицепсы. – Я крутой!
– Лучше включи паяльник, крутой. Скоро картон привезут.
Мы включаем паяльник, терпеливо ждем. То есть, я жду, Олежа крутится поблизости юрким мышонком то и дело норовит проверить паяльник пальцем. Я пресекаю попытки, но, в конце концов, опаздываю, и Олежа обжигается.
– Ого! Бо-ольно! – он смотрит на палец и тут же любопытствует: – Если больно, будет болячка?
– Будет волдырь, – я натужно припоминаю, чем мажут ожоги. Вроде сначала надо в холод, потом маслицем… Или наоборот?
Суем руку под холодную воду, Олежа героически шипит. Потом смазываем бальзамом.
– Вот теперь порядок.
– А волдырь будет? – беспокоится Олежа.
– Обязательно, – успокаиваю я. – Здоровенный!
– Это хорошо?
– Как тебе сказать… Неудобно. Трудно ковырять в носу. Палец-то указательный.
– У-у… – Олеже становится себя жалко. – Как же быть?
– Терпеть.
– Я не умру?
– Ерунда, – утешаю я его. – От этого не умирают. А если научишься пользоваться носовым платком, будет совсем здорово.
– Фу-у!..
– А как ты хотел! Жизнь – не пломбир. Иногда приходится и терпеть – платками пользоваться, на работу ходить.
– Я ходил! Когда был маленьким…
– Когда ты был маленьким, – перебиваю я, – вот таким, – мои пальцы изображают средних размеров картофелину, – мы еще только-только тебя купили…
– В хозтоварах?
– Нет, в гастрономе, в овощном отделе. Ты сидел на полке между свеклой и луковицей. Тебя, видно, тоже посчитали каким-нибудь сельхозпродуктом, а мы взяли и купили.