Подземелье Катрин Сальватьерра

Когда-то давно Кристина выпросила у звезд подарить ей немного любви.

Она стояла на балконе однушки на окраине Москвы в бледно-розовой маечке с маленькими утятами. Уже стемнело, но она не мерзла. Воздух ложился на плечи, словно шелковая шаль любовницы ее отца, а железные перила с отколовшейся краской грели ладони накопленным за день теплом. Она выходила на балкон каждый вечер, подставляла под ноги табурет и свешивалась за перила, чтобы лучше видеть вход в свой подъезд. Чтобы не пропустить его возвращения.

Под балконом остановился черный автомобиль, но Кристина знала, что отец на таких не ездит. Из машины вышел мужчина и зашел в подъезд.

Кристина продолжала наблюдать, но не прошло и минуты, как ее отвлек звонок в дверь. Она побежала в прихожую и открыла, не раздумывая.

– Вы не мой папа, – сказала она, глядя на мужчину, приехавшего на черной машине.

– Нет.

– Ошиблись дверью?

Мужчина покачал головой и присел на корточки.

– Дома есть взрослые?

– Папа не пришел еще.

– А когда придет?

– Не знаю.

– А давно ушел?

– Давно.

Они помолчали. Мужчина оглядел ее пижаму.

– Тебе не холодно?

– Чуть-чуть. В подъезде почему-то холоднее, чем на балконе. А ведь здесь есть стены, а там нет.

– Стены не имеют ничего общего с теплом.

Мужчина снял свой пиджак и надел на нее. В нем Кристина оказалась укутана до пят, как в пальто. Плотная мягкая ткань напоминала объятие. Ей нравился запах, исходивший от пиджака. Смесь одеколона и чего-то еще, чего-то особенного: сильного, но нежного.

– Ты умеешь хранить тайны? – спросил мужчина.

Кристина пожала плечами. Мужчина вздохнул.

– Постарайся, ладно? В кармане пиджака лежит конверт. Открой его через одиннадцать лет, когда тебе исполнится восемнадцать. А до этого спрячь и никому не говори где.

Кристина задумалась, пытаясь посчитать, правда ли ей будет восемнадцать через одиннадцать лет.

– А нельзя открыть его раньше?

– Нельзя. Храни его как сокровище и никому не отдавай. Даже папе.

Мужчина сжал губы, как будто у него что-то болело, а потом поднялся и ушел. Еще немного постояв возле открытой двери, Кристина вернулась в квартиру. Первым делом она побежала в комнату и сняла пиджак. Найдя во внутреннем кармане белый конверт, она открыла его и вытряхнула содержимое на пол. Перед ней упал маленький ключ, плотная мелованная визитка и свернутое прямоугольником письмо с надписью «Медисол».

С любопытством рассмотрев ключ, Кристина отложила его в сторону. Визитка вызвала у нее меньше интереса, тем более что прочитать она смогла только слово «банк» и номер телефона, – все остальное было на латинице.

Наконец она развернула письмо и принялась читать по слогам.

«Я знаю, что эти деньги не смогут возместить вашу утрату. Они не вернут детям родителей, а родителям детей. Мне остается лишь верить, что они окажут хоть какую-то поддержку тем, кто потерял своих близких. Рогов Р. К.»

Дочитав письмо, Кристина так и не поняла, почему незнакомец назвал конверт сокровищем. Да, там что-то говорилось о деньгах, но ни карты, ни указаний для поиска клада внутри не оказалось. Пожав плечами, она убрала все в конверт, а конверт вернула в карман пиджака. Немного подумав, она затолкнула пиджак под кровать и отправилась на кухню.

Она ждала, что отец придет и принесет еды. Йогурт, который ей дала баба Валя, она уже съела. В шкафчике еще оставался брикет сухой лапши, от которого она отломила кусочек и начала грызть.

В замке повернулся ключ. Кристина вскочила от радости и хотела броситься к двери, но услышала за ней женский смех и шепот отца. Побежав в комнату, Кристина нырнула в кровать и сделала вид, что спит, но исподтишка приподнимала веки, пытаясь разглядеть наряд женщины, которую он привел.

Ее покрытое блестками платье даже в полумраке отбрасывало блики. Она вошла, чуть покачиваясь и неся в одной руке полупустую бутылку, а во второй туфли на высоких каблуках.

– Опять этот ребенок!

– Ничего, она спит.

Будто надеясь оправдать ожидания отца, Кристина сильнее зажмурилась и вскоре действительно уснула. На рассвете она услышала, как встал ее отец, но должна была спать, пока не уйдет его гостья. Кристина лишь повернулась на другой бок, чтобы хоть мельком взглянуть на него.

Он выглядел хмурым, как всегда по утрам. Из ванной уже доносилось пение его подруги. У нее был звонкий голос, но пела она всегда грустные песни о расставании двух влюбленных. Отец шумно зевнул и взялся за свои штаны. Из кармана брюк посыпалась мелочь, и несколько монет закатились под кровать. Отец что-то пробормотал, встал на четвереньки и, кряхтя, принялся их доставать, а за ними вытянул и спрятанный пиджак.

Сначала он растерянно смотрел на него, потом примерил. Пиджак оказался слишком широк в плечах и узок в талии. Он сдернул его и остановился, нащупав конверт. Осмотрев его содержимое и прочитав записку, он изменился в лице.

– Света! – закричал он. – Живее, у нас дела!

Его подруга что-то промычала из ванной и вскоре появилась обнаженная с полотенцем на голове. Она села напротив зеркала и начала медленно краситься, пока отец, уже полностью одетый, ходил взад и вперед по комнате. Кто-то позвонил в дверь, и он, снова пробормотав что-то невнятное, пошел открывать.

Кристина услышала голос бабы Вали.

– Валера! Где тебя носило?

– Тебе какое дело?

– Ни стыда ни совести! На такси разъезжаешь и бабу свою одариваешь, а дочь весь день голодная сидит!

Света невозмутимо пудрила лицо.

– Не бабу, а любимую женщину, – пробормотала она, проводя тушью по ресницам. – Хотя куда тебе понять, старая вобла.

Отец и баба Валя продолжали ругаться, и Кристина накрылась одеялом. Она терпеливо дождалась, когда Света выйдет из комнаты, и только тогда осмелилась приподняться. Она услышала хлопок входной двери, а через мгновение на пороге комнаты появилась баба Валя.

– Ушли, – сказала она. – Вставай, хоть покормлю тебя. Пирожки принесла.

В тот день, когда баба Валя, пробыв с ней до самого вечера, ушла к себе смотреть сериал, Кристина села перед зеркалом и долго вглядывалась в свое отражение. Она казалась себе некрасивой: слишком бледной, слишком обычной. Так хотелось подвести глаза, накрасить губы и стать хоть немного похожей на Свету, но она всегда уносила косметику с собой.

Когда стемнело, Кристина снова вышла на балкон, хоть и знала, что отец так быстро не вернется. Она встала на табуретку, но вместо того, чтобы свеситься за перила, подняла голову и посмотрела ввысь. Ночь выдалась на редкость холодной. Озябнув, Кристина хотела вернуться в комнату, но так и застыла. На необычайно матовом небе серебристой искрой сверкнула падающая звезда. Кристина затаила дыхание. Закрыв глаза, она загадала желание.

«Пожалуйста, пусть меня кто-нибудь полюбит».

***

Артем как-то насчитал у себя тридцать семь шрамов, и это только в тех местах, которые он мог разглядеть без зеркала. Ему не нравилось вспоминать о прошлом: часто он притворялся, что прошлого у него нет. Но раз в год, навещая могилу отца, он вновь погружался в худший день в своей жизни. День, когда его поглотило Подземелье.

Давным-давно он жил в доме с гигантскими окнами, и солнечный свет заливал его спальню. В последнее утро в том доме он проснулся на матрасе в абсолютно пустой, и от этого кажущейся еще более огромной, комнате. За окнами виднелось серое небо. Поднявшись, Артем вышел на бельэтаж и услышал голос отца, который давал распоряжения грузчикам. В их когда-то изысканно обставленном доме почти не осталось мебели – отец продал все, даже вещи мамы, – а грузчики выносили остатки. Артем спустился и выглянул во двор: последние несколько стульев и диван исчезли в кузове грузовика.

Почувствовав за спиной появление отца, Артем мысленно попросил его встать ближе, положить руку ему на плечо. Хотелось, чтобы они просто коснулись друг друга. Чтобы отец обнял его и взъерошил волосы или потрепал за щеку, как делал еще год назад.

– Иди позавтракай, – сказал отец, не отрывая взгляда от сотового. – Скоро уезжаем.

Артем поплелся на кухню. С тех пор, как отец купил этот телефон, он больше ни на что не обращал внимания. «Да», – слышал он голос отца, усевшись на пол и откусив от резинового на вкус бутерброда с ветчиной. «Да, вчера был у последней семьи. Девочка потеряла мать».

Артем вспомнил запах лекарств и гудение больничных аппаратов. Вздохнув, он отложил тарелку. В такие моменты отчаянно, до болезненно разраставшегося комка в горле, хотелось, чтобы мама была жива. Если бы она не умерла, все бы сложилось иначе.

Они выехали спустя полчаса. Редкие холодные капли оставляли следы на асфальте. Артем ускорил шаг. Отец открыл дверь грузовика и кивком указал на переднее сиденье. Ехали молча, и Артем отчетливо слышал скрежет дворников, пытавшихся справится с нахлынувшим дождем. В полудреме он разглядывал проезжавшие мимо автомобили. Казалось, они ехали вечность. А потом отец свернул с дороги и заехал в лес.

– Что случилось? – насторожился Артем.

Отец молча смотрел перед собой.

– Пап, почему мы свернули?

Крупные капли срывались с листьев и колотили по крыше грузовика. Артем поежился от холода. Было страшно. Он не мог позволить себе плакать, поэтому стиснул зубы и смотрел в окно.

Впереди замаячил домик: крохотная деревянная избушка, в которой, наверняка, жил какой-нибудь охотник или лесник. Подъехав к нему, отец остановил машину и заглушил мотор.