Ум православного аскета не дремлет, он занят не мечтаниями, а накоплением наблюдений и осмыслением опыта духовной борьбы, которая ведется не «за» и не «против» тела, а против того, что мешает святой, добродетельной жизни. И победа в этой борьбе считается невозможной без участия Бога.

Приведем на этот счет мнение авторитетнейшего христианского подвижника IV века: «Ибо не дано и невозможно человеку – искоренить грех собственною своею силою. Бороться с ним, противиться, наносить и принимать язвы – в твоих это силах; а искоренить – Божие дело. […] Если же говоришь: „видимым образом я не блудник, не прелюбодей, не сребролюбец; следовательно, праведен“; то обольщаешься в этом, думая, что все уже совершил. Не три только части греха, от которых человеку должно оградить себя, но их тысячи» [Преподобный Макарий Египетский, Беседа 3].

Об этом же пишет через полторы тысячи лет и исследователь православной духовности, русский философ В. Соловьев (1853—1900): «Истинный (нравственный) аскет приобретает власть над плотью не для укрепления формальных сил духа, а для лучшего содействия добру. Аскетизм, который освобождает дух от страстей постыдных (плотских) лишь для того, чтобы тем крепче связать его страстями злыми (духовными), очевидно, есть ложный или безнравственный аскетизм; его первообразом, по христианским понятиям, следует признать диавола, который не ест, не пьет, не спит и пребывает в безбрачии. […] Правила воздержания укрепляют в исполняющем их человеке силы духа, но для того, чтобы этот сильный дух имел нравственное значение, т.е. был не злым, а добрым, нужно, чтобы власть над собственною плотью соединялась в нем и с положительным, благожелательным отношением к другим существам» [Соловьев, c. 161—162].

Но православная аскеза в ее монашеской форме в последние триста лет существования Российской империи все меньше находила понимания у государства и общества. Начиная с 1721 года Русская православная церковь была поставлена в зависимость от светских чиновников и государственного жалованья: Петр I учредил Синод – специальный орган для государственного управления и контроля за религиозной жизнью и материальными ресурсами конфессий. Вскоре за этим последовало закрытие мелких монастырей для более эффективного использования их помещений (размещения казарм, воспитательных учреждений, больниц, сумасшедших домов и т. д.). В 1764 году, при Екатерине I, реформирование монашества продолжилось: у монастырей изъяли земли, которые позволяли поддерживать сравнительно независимое существование обитателей монастырских стен и общность их труда. Закономерным следствием такого вмешательства стал упадок духовной жизни в монастырях.

Несмотря на вмешательство государства в религиозную жизнь, социальных проблем в российском обществе от этого не стало меньше. До середины XIX века большая часть населения страны была закрепощена: существовало крепостное право, русская армия комплектовалась из рекрутов, которым полагалось служить в общей сложности 25 лет4.

Активная хозяйственная деятельность крупнейших монастырей на этом фоне вызывала негодование у части современников, так как большинство паломников были людьми небогатыми и доверчивыми: