Товар получился что надо. Ложка вычерпывала время так же хорошо, как суп из Мельхиоровой тарелки, и чем больше он ел супа, тем дальше возвращался в собственное прошлое. Он, конечно, малость просчитался с трубкой. Будь она понезаметней, никому и в голову бы не пришло сквозь нее смотреть.
Теперь, ругнувшись на утонченном иврите, давно, правда, вышедшем из обихода, Мельхиор надежно спрятал трубку во внутренний потайной карман плаща. Проверит ее в действии он попозже: время трубки ещё не пришло, да нынче и недосуг – караван из семи торговых галер уже готовится к отплытию.
Ложку Мельхиор оставил на столике в гостинице. И неудивительно. Не велика ее важность.
Примечания к прочитанному:
1. Единственное, чего не может предсказать трубка, это свое собственное будущее. Она же не может посмотреть на себя через себя, и никто не может посмотреть на трубку через трубку…
2. Не лукавят ли химики при описании сплава «мельхиор»?
3. Ложка времени не только вычерпывает время; при помешивании она его также неплохо искривляет. В любом случае, ешьте аккуратней в незнакомых ресторанах.
ТУПИК ДВУХ ЗАКАТОВ
I
Мой дом омывался четырьмя ветрами и двумя закатами ежедневно. За ночь в нём кисло молоко, волосы начинали кудрявиться, а часы – безудержно куда-то спешить. И всё это потому, что дом стоял на самом углу улицы, и огибался перекрестьем дорог, ветвящихся, словно старые деревья, и уходящих в неясную бесконечность горизонта. Когда в город въезжали машины, дом хлопал ставнями, как курица глазами; казалось, он запоминает каждого нового гостя. За отъездом людей он наблюдал расшторенным немигающим взглядом, чуть обнажающим его внутреннюю суть.
В этом доме мне снились необычайные сны четырёх мастей, которые приносили разные ветры. Бубновые сны повествовали о людях и их судьбах, разворачивая передо мной карты чужих жизней. Сны масти пик навевали смятение, наполняя душу гнетущим страхом; в них меня преследовали жуткие видения, я бегал от погони и пытался обмануть собственную смерть. Трефовые сны говорили о деньгах. Погружаясь в трефовый сон, я видел проклятые сокровища и присваивал себе неявные богатства. Червовые или червонные сны дарили любовные приключения, о чем нетрудно догадаться по знаку масти. Червонная королева имела свойство заплетать мои мысли в косы, поэтому наутро я просыпался совершенно немой.
Вечер субботы пришёл ко мне не один. Обычно вечера приходили вместе с ветрами. Гости яростно стучались в дверь, я открывал, и вечер садился ужинать за стол, а ветер заносил в дом пыль, которая оседала на стенах снами и осыпалась на мою голову ночью. При этом северный ветер, приносивший пиковые сны, навещал меня лишь раз в неделю, а остальные три ветра поровну делили между собой шесть оставшихся вечеров. Своих воздушных посетителей я узнавал по цвету залетавшей внутрь пыли.
Вечер субботы пришёл не один, как и следовало ожидать, однако, я не смог распознать, что за ветер преступил порог вместе с ним. Более того, мне показалось, будто в открытую дверь вслед за вечером, закутанным в дождь, вошёл не ветер, а Тишина.
Тишина не сказала ни слова, не пошевелила ни единой занавеской. Она просто села за стол, где было приготовлено два прибора – для меня и для субботнего вечера. Я остался без места.
Прислушавшись и присмотревшись, я понял, что эта Тишина мне знакома. Как-то, когда я путешествовал по Германии, я встретил её в глазах одной женщины. Так может, женщина умерла, а Тишина пришла поведать мне об этом?
Я взял стул, чтобы присоединиться к гостям. Но в следующую минуту забили часы, дом закашлял, по нему поплыл терпкий вишнёвый запах, а Тишина указала мне на дверь, точнее, молча велела выйти вон. Очевидно, она водила какие-то интимные шашни с субботним вечером, не предназначенные для человеческих глаз. Моему возмущению не было предела! Хотя, попробуйте сами поспорить с Тишиной…