– Если они такие ..падшие, что они делали в монастыре? Разве им там место?
– Их выбор. Почему, спросишь сама, если станет интересно. А нет, так и не надо. В монастыре народу хватает – туда приходят сами, когда уже идти некуда.
Игуменья повернулась, чтобы уйти.
– Постой! Так и уйдешь?
– Да. Я тебе все сказала, а дальше сама думай, как тебе лучше распорядиться своей молодостью. Это твое богатство, хотя товар скоропортящийся, да кто же об этом помнит! Прощай, Теодора.
Глава 4.
Молодая женщина вернулась домой в расстроенных чувствах. Посидела до вечера и решила сходить в баню. Оказавшись во фригидарии (одно из помещений классических римских бань), разговорилась с женщиной, которая не стеснялась и сразу призналась, что она сводня.
– Как мило, – сказала Теодора, размышляя, случайная это встреча или ей хотят предложить нечто новое в ее супружеской жизни, которая уже казалась ей скучной и бессмысленной.
– Да уж куда там, милее не бывает. Взгрустнулось? Если расскажешь, смогу помочь, настроение поднимется, как волна, и ты на ее гребне взлетишь до самых небес.
Теодора помялась, но опытная сводня помогла ей разговориться, и она поведала ей о своих приключениях.
– Ты же понимаешь, что это не на самом деле! Во сне! Но все так живо…
Сводня смекнула, что перед ней перспективная дама для знакомств, которые никто не хочет афишировать, но стремится иметь их с регулярной периодичностью и чем дама замужнее, тем лучше – болезней меньше – за этим следит муж!
Сводня взяла Теодору за руку, погладила:
– Какая у тебя дивная кожа, ты как нимфа! Стоит тебе захотеть, и ты получишь все то, о чем я тебе рассказала. И никто ничего не узнает!
Ключевые слова прозвучали – Теодора действительно не хотела, чтобы о ее шалостях знали другие, кроме тех, кого она ими удивляла и радовала.
– Так-таки и никто!
– Абсолютно. Ты же знаешь, если это, ну ты меня понимаешь, происходит при свете луны, это не считается грехом.
– Не может быть!
– Точно. Ночь она и есть ночь, а вот если вздумается блудить днем, это да, нехорошо, это грех. Остальное – нет. Положись в этом деле на меня. Пара особых заклинаний и сверху вообще ничего не увидят – омоешься с утреца и ты как новорожденный ангел – вся в белом и сверкаешь чистотой. Там наверху ценят только это – чистоту.
Об одном не сказала сводня – чистота ценилась совсем другая и омовение с трижды волшебными травами не могло ее дать – чистота души достигалась только омовением собственными слезами…
Теодора вновь обретала душевное равновесие, услышав то, что хотела. Слова игуменьи стали забываться. Страсть к греху возросла многократно и больше напоминала болезнь, которую люди называли бешенством – универсальный недуг на все времена.
***
По мере того, как Теодора совершенствовалась в искусстве любви, упражняясь с теми, кто проявлял к ней интерес, число ценителей ее способностей росло не по дням, а по часам. Временами жажда новых ощущений и сравнения прежнего любовника со следующим толкала ее на рискованные эксперименты, когда мужчин было несколько и нередко любовные утехи заканчивались дракой. Они не могли ее поделить. В такие моменты Теодора наслаждалась своей властью над мужчинами, она смотрела на их потные тела, которые нелепо возились на полу, пытаясь нанести друг другу увечья и хохотала.
– Эй, вы там, не устали? Не можете сообразить, как решить эту проблему? Я вам подскажу. Будем кидать жребий, – Теодора полюбила этот способ установления очередности, сама не зная, почему – все равно оба овладеют ею, раз уж пришли к ней. Ее возбуждал этот способ устанавливать «справедливость» после того, как драка была прекращена. Она смотрела на обоих «самцов» притворно кротким взглядом, прикрывала руками свой «цветок», будто стеснялась и ждала, когда вытянут жребий. После этого, изображая из себя «жертву», «нехотя» отдавалась. Теодора при этом вскрикивала и стонала так, будто все происходило с ней впервые. С учетом того, что все происходило на глазах у менее удачливого «охотника», зрелище приводило его в состояние буйного помешательства, и он набрасывался на Теодору, едва соперник успевал закончить свое дело. Теодора ликовала – такого восторга не испытывала ни одна другая женщина во всей Александрии, она это чувствовала и знала из сплетен, которыми ее снабжала сводня. Мужчины рассказывали о ней легенды, не забывая приукрасить свои усилия: