вавшихся снарядов. Не всегда можно было понять, какой это по счёту окоп.

– Георгий Иванович, страшно там было? – с изум- лёнными от ужаса глазами спросила девочка с большими белыми бантами на голове.

– Конечно, страшно. Вначале страшно, но потом привыкаешь и просто делаешь, что должен делать. За три недели мы втянулись и привыкли. К ночи атаки пре- кращались – мы вытягивали и убирали подбитую тех- нику, вывозили раненых и убитых солдат. Ещё ремон- тировали окопы, ровняли дороги и подвозили боепри- пасы.

Озарение

Дед говорил и говорил. В этот момент Ваня увидел своего дедушку в каком-то другом облике, в котором ран- нее он его никогда не видел. Вернее, он его и не спраши- вал об этом. А если точнее, то об этом и не знал. Оказыва- ется, дед его был в таких страшных местах. Теперь Ваня стал припоминать и анализировать то, что он замечал ранее: когда вечером ходили с дедом в душ, Ваня видел на могучей спине Георгия странные неровные линии. И на ноге тоже были эти красно-белые подтяжки и руб- цы. Тогда Ваня спрашивал:

– Дед, а дед? Что это у тебя на спине? Что это та-

кое?

– Это, внучек, от осколков снарядов, – отвечал

дед. – Раны там были. А сейчас уже всё зажило.

– Дед, а дед, а тебе не больно это? – не унимался Ваня.

– Нет, не больно. Сейчас не больно. Иногда на погоду всё ноет, и голова часто болит. А так нет – не больно.

Теперь Ваня начал немного понимать, что это война. И это очень плохо. И все эти осколки делали боль- но его деду – рвали его спину и ноги. Ваня начал до- гадываться, что кто-то хотел убить его деда. И эти кто- то – фашисты. Так их сейчас называют.

Ваня очень захотел подбежать к деду – обнять и пожалеть его, прижать к себе крепко-крепко и поцело- вать. Хотел сказать, что, когда вырасту, то обязательно отомщу за него этим проклятым фашистам.

Также Ваня вспомнил мамины рассказы про бабуш- ку Пелагею. И теперь уже ясно представлял всю эту ужас- ную картину. Когда дед ушёл на войну, бабушка осталась одна с маленькими детьми. Мама сказала, что два ребён- ка умерли от голода и холода. Теперь Ване стало очень жалко и бабушку. Он даже не понимал, кому на тот мо- мент было хуже – дедушке или бабушке.

Мама сказала, что в 1943 году бабушка получила письмо с фронта Курской дуги о том, что дед пропал без вести. В то время это означало «смерть на поле боя» или

«невозможность опознать». Это случилось на третьей неделе Курской битвы, когда дед на автомобиле отво- зил раненых солдат с передовой. В тот момент случился рейд, во время которого немецкий самолёт попал в ку- зов машины. Её разнесло в клочья. Ночью наши солдаты искали живых и подбирали мёртвых. И тут у деда прощупали пульс – он ещё был живой, хотя сильно кон- туженный и весь разорванный. Особенно спина – там не было живого места. Всю одежду разорвало, поэто- му и документов при нём не оказалось. Только че-

рез полгода дед смог написать на листе бумаги, кто он и как его фамилия. Говорить он ещё не мог. И вот тогда бабушке пришло второе письмо о том, что дед живой!

Тяжело представить, что в тот момент почувство- вала бабушка. И что она испытала, когда получила то самое первое письмо. Как же это всё страшно пони- мать.

Почему же раньше Ваня ничего об этом не знал? А ведь он каждый день видел их, но ни о чём не догады- вался. Ваня видел дедовы медали и фотографии, но ещё не понимал истинного положения вещей. Он видел, но не знал, смотрел, но не чувствовал. Осознание проис- ходящего приходило стихийно, как буря: мысли и эмо- ции затуманили разум молодого мальчика. Но сейчас в душе парня не было ненависти или злости, а тем более трусости. Была гордость, что это – его дед! И это – его бабушка! «Да, это мой дед-герой! И моя бабушка!» – подытожил Ваня про себя.