Девчата выпили по стакану сладкого киселя, а ребятам больше по вкусу пришлись вареники. Ваня тоже выпил кисель, после чего помог отнести посуду в другую комнату и сразу же прибежал обратно. Пос- ле небольшого завтрака всем стало уютно и ком- фортно.
Начало страшного рассказа
– Георгий Иванович, – начал высокий парень, – мы, ученики школы, пришли к вам перед великим празд- ником победы девятого мая. Мы просим, чтобы вы рас- сказали некоторые моменты той страшной войны. Мы хотим это услышать от тех, кто был там, чтобы, в свою очередь, рассказать другим, а они – следующим и сле- дующим, потому что история живёт, пока о ней пишут и говорят. Возможно, тогда война не повторится снова. А если и повторится, то мы уже будем знать, как нуж- но побеждать! Расскажите нам, пожалуйста, просим вас.
– Да, просим вас, – прошёлся одобрительный гул среди школьников.
– Ох, хлопцы, – начал дед, «крякнул», откашлялся и, немного помолчав, продолжил свой рассказ. – На вой- ну я пошёл уже взрослым мужчиной. Мне было тридцать лет. Пошёл сразу в первые дни после того, как объявили о начале войны. Там были все: и совсем взрослые муж- чины, и те, кому только исполнилось двадцать. Мы по- пали под Смоленск. Немец давил. Небо было чёрное от его самолетов. И танки. Кругом были его танки. Я был водителем – пушку возил и снаряды. Без машины нику- да: привожу снаряды, забираю раненых и везу обратно. И опять самолёты. Но за три месяца привык к этим са- молётам. По звуку моторов уже знал, какой это самолет ле- тит нас бомбить. Они бомбят нас, а наши летят и бомбят их. К одному не мог привыкнуть – каждые две-три неде- ли на передовой видел новых людей: прежних убивали, а на их место приходили новые. Ох, хлопцы, вот к этому не мог привыкнуть: новые люди, новые люди. Почти за три месяца мы потеряли только на этом направлении до полумиллиона человек. Даже сейчас не могу поверить, что тогда всё мной увиденное действительно было ре- альным. Мы все тогда привыкли видеть это каждый день. А потом меня, хлопцы, ранило. Мина взорвалась, и нашу машину перевернуло. Нас подхватила другая машина – так я попал в госпиталь. Вот так. Ну, что вам ещё расска- зать?
– Дедушка, расскажи нам, как вы их били – этих фашистов, – попросили дети.
– Как били… Как били… Да, мы их били. Били фа- шистов. После госпиталя я опять за баранку машины сел и крутил её ещё года полтора. Мы оборону готови-
ли. 1942 год тяжёлым был. Ох, очень тяжёлым. Да, мы их били. Довелось мне быть на Курской дуге – страшнее это- го в жизни ничего не видел. Это тоже было летом. Очень долго шла подготовка. Вот там было – так было, хлопцы. Я подвозил солдат и боеприпасы. Вот представьте себе такую оборону: значит, окоп, и там – батальон под тысячу человек. За ним через два километра ещё один сплошной укреплённый окоп, и в нём тоже батальон. За ним – ещё окоп, и вновь батальон. И так до десяти окопов друг за другом. Десять тысяч человек в этих окопах, и это толь- ко на одном направлении. Моя пушка была во втором окопе. Задача была – привезти её и обеспечить запас боеприпасов. И я же должен был вывезти пушку с поля боя в случае, если немецкие танки близко подъедут. Но не просто близко – было особое условие спасения пушки! В нужный момент я должен был её прицепить к маши- не и доставить до следующего оборонительного окопа, откуда с неё опять начинали вести огонь. Если повезёшь пушку раньше времени, мог быть расстрел на месте. Вот так, хлопцы. Дисциплина там была строгая. Только когда уже видно не только немецкий танк, но и его пушку, то только тогда нужно цеплять пушку к машине и отвозить её вглубь обороны. Когда фашисты начинали атаку, то они врезались в нашу оборону – вклинивались, прохо- дя до шести таких окопов в своём натиске. Затем мы их останавливали. В этот момент на том участке такое на- чиналось: артиллерия била с двух сторон, а в небе разво- рачивался бой наших и немецких самолётов. Такой стоял гул и грохот! Ничего не видно. Дым и копоть всё небо за- стилали, что даже солнца не видать. Пушку везти было тяжело: ничего же не видно из-за дыма. Проехать тоже сложно – всё изрыто взрывами. Кругом ямы от взор-