– Что это?

– Это Смолина пыталась написать на мне слово «сука». Неделю назад. Прямо здесь. Нет, не в туалете. В нашем спортзале. Яна с Аллой держали меня… Повалили на пол, распластали и держали. А Соня уселась сверху и царапала… И это еще не всё…

– Боже… – шепчу я. – А что еще?

Полина застегивает блузку, а потом вытаскивает из волос заколку, и ярко-рыжие кудри осыпаются по плечам и спине. Я непонимающе смотрю на нее, а затем она поворачивается другим боком.

– Полюбуйся.

Я даже ничего не могу сказать в первый миг. Та сторона головы, не вся, но значительная часть – выбрита. Неровно, клочками. Просто чудовищно.

– Тоже она?

– Да, тогда же… – всхлипывает Полина и начинает собирать волосы набок, как было, пряча выбритое место.

– Почему ты об этом никому не рассказала? Это же… это просто беспредел. За это ее, ну как минимум, должны отчислить. А то и отправить, ну не знаю… в комиссию ПДН какую-нибудь.

– Ты такая наивная. Знаешь, кто у них отец?

– Не знаю. Но и твои родители, наверное, не простые смертные.

– Ой, мой просто в бизнесе. А у них – во власти. Он – председатель заксобрания. Второй после губернатора. А по факту – первый. Даже мой папаша говорит: дружи со Смолиными. Это полезная дружба. Их папа многое может. Даже губер, типа, его слушает. Так что никто ничего им не сделает. Не за такое. А, во-вторых, я не стукачка.

В нашей школе, конечно, жаловаться взрослым на что бы то ни было – тоже считалось дном. Таких потом презирали все. Но это же какое-то безумие.

– И что, ты терпеть это будешь?

– А что еще делать? Перебесится и успокоится. Да я сама виновата. Этот Алекс… ну, Шаманский… он мне всегда нравился… Подкатил тогда, сказал, что с Сонькой у них всё… Вот я и развесила уши… Причем на той вечеринке, где мы целовались с ним, никого из наших даже не было, но все равно кто-то слил… Я уже сто раз перед Сонькой извинилась… Тебе я тоже не советую на рожон лезть и с ней конфликтовать, если не хочешь проблем.

Я колеблюсь: может, еще рано для таких вопросов? Но не могу удержаться.

– Полин, а ты не знаешь, что случилось с моей мамой? Кто над ней так поиздевался? Она? Смолина? Или ее брат? Или…

– А с чего ты взяла… – сморгнув, озадаченно спрашивает Полина. – Что кто-то над ней издевался? Она же просто… ну, плохо ей просто стало. Я только это слышала… не помню уже, от кого. Кажется, от Платонова.

– Нет. Плохо ей стало, потому что кто-то ее довел. Над ней издевался. Я это знаю точно. Говоришь, тебя в спортзале они так…? А в какой день…

Вдруг дверь в уборную распахивается и входит собственной персоной Соня Смолина. Одна. Смерив нас презрительным взглядом, она молча проходит мимо к кабинкам. Мы тоже молчим в напряжении. Я хочу продолжить расспросы, а Полина – просто боится. Аж дрожит.

Соня подходит к раковине, моет руки и, хмыкнув, спрашивает вслух:

– Что, шлюшка, нашла себе подружку? Ну, конечно. Кто, кроме вонючей швабры…

– А ну пошла отсюда, – перебиваю ее я.

– Что? – Смолина вскидывает брови. – Эй, швабра, тебе на твое место указать?

– Попробуй, только потом не бегай и не жалуйся.

В ту же секунду ее красивое лицо искажает, даже обезображивает злобная гримаса. Однако она не бросается на меня, хотя я жду и внутренне готова ко всему после таких рассказов. Но Соня лишь яростно сопит, испепеляя меня взглядом, но даже сделать шаг в мою сторону не решается. Потом цедит сквозь зубы:

– Тебе конец.

И выходит, хлопнув дверью.

20. 19. Женя

Полина поворачивает ко мне перепуганное лицо.

– Ты что?! Ты это зачем?! С ума ты сошла! Она же тебя… Я даже не знаю, что она тебе теперь сделает …

– Да плевать. Полина, лучше расскажи про тот день, когда они тебя…