Я также думала над тем, как теперь жить мне и маме, но тут все было не менее сложно. Ни одной нормальной идеи. Сама мысль о том, что я, Ромола, теперь мертва для всех, сбивала с ног.

В итоге, за время реабилитации, просто для того, чтобы не сойти с ума, я зациклилась на том, что меня грызло изнутри. А именно – злость. Меня жгло от ярости при мысли, что где-то безнаказанно ходит человек, который довел Фелису до такого состояния, и больше всего на свете я хотела, чтобы его постигла участь хуже той, которую получила моя сестра.

В итоге, все время я только об этом и думала, и на этих мыслях концентрировалась. Как же невыносимо сильно мне хотелось раздавить и уничтожить этого человека. Это стало моим стимулом к скорейшему выздоровлению.

– Молодец, Фелиса. Вижу, что ты быстро приходишь в себя, – похвалил меня Джакомо, мой лечащий врач.

На тот момент мне уже сняли гипс с ног, и я стала понемногу ходить. С рукой у меня не было никаких проблем. Переломы на ней уже давно заросли и перестали ныть, а вот делать даже небольшие шаги сначала было больно.

– Это нормально, Фелиса. Еще какое-то время ноги будут болеть, – успокаивал меня Джакомо, когда видел, как я кривилась, в очередной раз разминая ноги. Он вообще много чего говорил, а я молча кивала и запоминала все его слова, поскольку намеревалась уже вскоре покинуть больницу.

Мы с мамой понимали, что нам следовало уехать из Бергамо. Хотя бы на время нужно было покинуть этот город.

– Ромола, ты не хочешь поехать в Дзоньо? – предложила мама. Теперь она была единственной, кто называл меня Ромолой. Никогда не думала, что будет настолько приятно просто слышать свое имя.

– Да, хороший вариант, – я не стала уточнять, что это вообще единственное место, в которое мы могли бы поехать.

В Дзоньо жила Литиция, старшая сестра мамы. Она пару раз приезжала в Бергамо, пока я была в коме, и мама рассказала ей о нашей ситуации, на что Литиция предложила свою помощь. То есть, несмотря на то, что женщина жила небогато, она предлагала нам пожить у нее.

Так и было решено, что при первой возможности мы уедем в Дзоньо. Правда, я не говорила маме, что на будущее у меня были планы, которые она бы точно не одобрила.

***

Слишком быстро закончился август и наступил сентябрь.  К этому времени мама перевезла те немногочисленные вещи, что у нас остались, в Дзоньо и восстановила свои документы. Поэтому, несмотря на то, что я все еще была слабой, в Бергамо мы больше задерживаться не стали и сразу же переехали к Литиции.

Я так и не смогла заставить себя навестить могилу Фелисы. Но, когда мы уже были в Дзоньо, я все же спросила у мамы, как именно похоронили сестру.

– Один человек помог деньгами. Он все оплатил, – последовал уклончивый ответ.

Мама еще что-то пробормотала насчет того, что не особо хотела принимать эти деньги, но на мои вопросы касательного того, кто же оплатил, по сути, мои похороны, она больше отвечать не стала.

***

Закончился сентябрь и наступил октябрь.

У Литиции был свой дом и приличное количество скота, благодаря чему, со временем, мама понемногу начала приходить в себя. Тут некогда унывать. Дела, дела и еще раз дела.

Я тоже была приобщена к огороду и, возможно, именно благодаря уходу за виноградниками я стала себя лучше чувствовать. Уже не жаркое, но теплое солнце, и не слишком тяжелая физическая работа. Жизнь в этой коммуне дала мне возможность окончательно восстановиться.

После этого пришло время браться за то, что я все эти месяцы планировала.

***

Помню, как впервые после того случая с пожаром зашла в соцсеть. Раньше я этого избегала, ведь не хотела, чтобы мне хоть что-то напоминало о прошлой жизни и подругах, по которым я, естественно, скучала. Но тогда мне требовалась соцсеть для дела.