Именно поэтому я так и осталась лежать в коме, как Фелиса. Ромола же для всех умерла. Еще два месяца назад Фелису под моим именем похоронили на местном кладбище.

– Ты можешь сказать, что на самом деле ты Ромола, – позже сказала мама.

Я кивнула, но ничего не ответила. Следующие несколько дней я вообще молчала. Почти ничего не ела и не спала. Пыталась принять то, что сестры больше нет. Мне было так больно.

Лишь намного позже я опять подняла тему страховки. Оказалось, что сумма была очень большая, и я недоумевала от того, как сестер-близняшек так просто можно было перепутать. Но я понимала, что это не только вина врачей. Учитывая то, что я пользовалась страховкой сестры, некоторые данные о моем здоровье были записаны в ее карту. Но и этого было мало. Мама понимала, что обман скоро раскроется, и в первую очередь из-за зубов. Она отдала врачу все наши сбережения из банка, чтобы он поменял карты. И он это сделал. Видел мое тяжелое состояние и подумал, что я тоже умру. А какая разница, какого человека под каким именем хоронить?

Но я выжила и пришла в себя. Правда, не могла вернуть себе свое имя, ведь иначе станет известно о мошенничестве со страховкой. За последнее время произошло столько горя, и я не хотела, чтобы жизнь моей мамы и моя закончились в тюрьме.

Поэтому, когда в следующий раз ко мне пришел врач и обратился ко мне, как к Фелисе, я проглотила горький ком и не стала его поправлять.

***

Я не стала говорить маме про ту записку Фелисы, в которой она писала, что больше не хочет жить, но все последующие дни не могла отвлечься от мысли, что тот взрыв произошел не просто так. Когда я зашла в подъезд, уловила запах газа. Значит, в нашей квартире его должно было быть очень много. Фелиса бы заметила. А взрыв… может он произошел незапланированно. У нас коротила одна розетка. Или это сделала Фелиса? Вот почему она подложила мне записку в шоколадку, а не оставила ее в квартире? Может, знала, что все сгорит?

Время шло. Я знала, что уже скоро с меня снимут гипс и начнется период реабилитации. Открытых ран не было, но из-за комы и переломов ног мне следовало постараться, чтобы полностью вернуться в прежнее состояние.

Часто по ночам меня накрывала депрессия, и я думала о Фелисе и о том, что вообще произошло. Ее больше нет, и я теперь не я. Жить под именем умершей сестры и каждый день слышать ее имя. В такие моменты я становилась сама не своя и еле сдерживала слезы, но рвение к жизни мне возвращал гнев.

Я все вспоминала предсмертную записку Фелисы и неистово злилась на того, кто в университете сделал с ней нечто страшное. Именно из-за него все произошло, и я обещала себе, что как только полностью приду в себя, поеду в Милан и в университете узнаю, что это был за человек, после чего отомщу ему. Уничтожу.

Правда, в те дни я даже не могла предположить, насколько страшному человеку мне уже вскоре придется противостоять, будучи под обликом Фелисы. но сдаваться я не собиралась.

Время, которое я провела в больнице, стало казаться мне сущим адом. Запах и вкус лекарств, белые стены и тишина палаты. От этого всего хотелось ругаться во весь голос и лезть на стены. Или, может, выпить чего-нибудь невыносимо крепкого.

Приходить в себя после комы сложно, и порой создавалось впечатление, что тело мне больше не принадлежит, но еще хуже становилось от тех мыслей, которые каждый день рвали мое сознание в клочья.

Я все думала о Фелисе. В последние годы мы уже не были близки так, как прежде, и за то время, которое она провела в университете Милана, я свыклась с мыслью, что мы не всегда будем рядом друг с другом. Жизненные пути у нас разойдутся. Но как принять ту мысль, что ее вообще больше нет? Я углублялась в эти размышления, а потом отталкивала их от себя.