Тётя Поля меня потом часто забирала к себе, когда родители пьянствовали. Она меня кормила, поила и… читала мне вслух книжки, научила меня читать, считать. Фактически первый класс школы я прошёл под её руководством. А потом она сама попала в больницу, ведь была уже очень пожилой. И дверь в её маленькую уютную квартирку для меня закрылась насовсем, потому что тётя Поля из больницы больше не вернулась.

Соседи, озабоченные судьбой бесхозного ребёнка, сообщили в полицию, в отдел опеки. И однажды за мной пришли чужие строгие люди и увезли в интернат. С тех пор я не видел своих родителей. Потом, уже повзрослев, узнал из личного дела, что их по суду лишили родительских прав. Так что я оказался круглым сиротой при живых родителях. Вот такая вот история, Зойка.

Девочка смотрела на него круглыми голубыми глазищами и потрясённо молчала.

– Так что твоё детство, Зайка, с уверенностью можно назвать счастливым, несмотря на занятость родителей. Не гневи бога, не жалуйся, и заканчивай безобразничать. Отец у тебя – замечательный человек! Ты на него молиться должна, заботиться о нём, помогать, как нормальная любящая дочь. И я надеюсь, что теперь ты так и будешь делать. А не то… – он поднял с дивана свёрнутый петлёй ремень, для убедительности поднёс его к распухшему от слёз носу Зойки и стал заправлять обратно в пояс джинсов.

– Так ты что, выходит детдомовский? – шмыгнув носом, произнесла девочка. Она перестала плакать и широко распахнутыми глазами потрясённо уставилась на Глеба.

– Выходит.

– И как там, в этом детдоме? Ужасно, наверное.

– Ну, это смотря с чем сравнивать. По крайней мере кормили меня регулярно три раза в день. И целыми днями торчать в промёрзшем зимой подъезде мне больше не приходилось, и рыться в помойке в поисках хоть какой-нибудь жратвы тоже. Я вообще то везучий: мне везёт на хороших людей. В интернате у нас был замечательный воспитатель Михаил Захарович. Он был очень строгий, но справедливый, не позволял прорываться наружу звериным инстинктам. А ты же знаешь, дети – существа жестокие. Но он нас учил, что если ты сильный, то должен защищать слабых по определению. Если ты вырос большим, то просто обязан помогать маленьким. Михаил Захарович умер, когда мы заканчивали школу, но я до сих пор вспоминаю его с благодарностью. А потом я встретил своего Учителя – твоего отца, Зоя. Вот такая история.

– Почему ты об этом никогда не рассказывал?

– А зачем? Это никому не интересно. Да и вспоминать, честно говоря, не особо приятно. Вот тебе рассказал и жалею. Будь человеком, Зойка, держи рот на замке. Алексею Ивановичу пересказывать ничего не нужно. Ему и так переживаний хватает.

Глеб взглянул на часы и пошёл к двери.

– Вот тебе задание, Зоя: завтра ты не пускаешь на работу Алексея Ивановича. Костьми ляжешь, но не пустишь, пусть отлежится после криза, и проводишь с ним целый день, а потом принимаешься за учёбу, как нормальный вменяемый ребёнок. Поняла? – Он взялся за ручку двери, но обернулся: – И смой этот ужас с лица. Ты ж вполне симпатичная девчонка. Зачем себя уродуешь?

Зойка принялась судорожно стирать косметику со щёк, а Глеб зашёл на кухню к Катерине Васильевне.

– Я пойду, Катерина Васильевна. Алексей Иванович, надеюсь, проспит до утра. Утром я вам позвоню, скажете, какое у него давление. На работу его не пускать под страхом смертной казни! Хоть к кровати привязывайте, но не пускайте. А вечером я зайду.

– Ох, спасибо тебе, Глебушка! – запричитала Катерина Васильевна, впихивая ему в руки какой-то свёрток.

– Что это? – удивился Глеб.

– Это пирожки мои с мясом и с капустой. Дома поешь хоть немного, а то сегодня я и ужином тебя накормить не удосужилась.