– Да что вы, Катерина Васильевна! Неудобно же. Меня Зойка и так нахлебником обзывает.

Он попытался всучить свёрток сердобольной женщине обратно, но та замотала головой:

– Бери, бери, Глебушка, не отказывайся! Это тебе ещё и в знак благодарности за Зойку. Правильно. Ты молодец. Давно надо было. Я Алексею Ивановичу говорила, что с ней построже надо бы. Да разве ж он может построже? Он не может. Так что надежда только на тебя.

Глеб вздохнул, прижал к груди свёрток с пирожками и пошёл домой.

Незаметно пролетело полгода. Весна настойчиво заглядывала в окна слепящими солнечными бликами. Деревья ещё стояли голые, но почки уже набухли и казалось, если прислушаться, можно услышать, как они потрескивают, из последних сил сдерживая рвущиеся на свободу молодые листочки. Асфальт на улицах уже просох, а в парке под деревьями ещё лежали кучи осевшего серого снега, медленно растекаясь по газонам и дорожкам парка обширными лужами.

Зойка, к удивлению всех, неожиданно притихла и стала вести себя вполне по-человечески, даже перестала пугать людей боевым раскрасом в стиле «королева зомби» и вечерами сидела за уроками в своей комнате. «На долго ли?» – резонно сомневался Глеб, подозрительно косясь в сторону новоявленной паиньки и не позволяя себе расслабляться. От колкостей в его сторону Зойка, конечно, не отказалась. Но теперь цеплялась к отцовскому любимчику беззлобно и, скорее, по привычке. А в её голубых глазах Глеб улавливал нечто похожее на уважение.

А на кафедре и в клинике то и дело раздавались за спинами учеников профессора Леденёва шушуканья и шепотки. Врачи, медсестры, ординаторы и даже санитарки спорили, кто из двоих аспирантов поедет на стажировку в Америку.

Алексей Иванович по традиции и по личной договорённости отправлял одного своего ученика на полгода в США, в Бостон к своему другу и коллеге профессору Хармонду учиться, перенимать опыт. Большинство из персонала клиники ставили на Глеба Астахова, считая его лучшим учеником Старика. Но были и те, кто цинично полагал, что папины связи обязательно должны помочь Севе Ярцеву развернуть колесо фортуны в свою сторону.

Глеб и хотел поехать, и побаивался. Ему ещё не приходилось бывать за границей, а тут не только другая страна, но и другой континент!.. Он старательно и терпеливо учил английский, но прежде всего для того, чтобы читать и переводить статьи в научных журналах, а не для прямого общения с носителями языка. И уж точно не считал себя более достойным, чем Ярцев для стажировки. Но Старик молчал, не называя имя счастливчика, будто специально подогревая страсти в длинных коридорах университетской клиники.

Глеб сидел в ординаторской и писал выписку одному из пациентов профессора. Вдруг дверь со скрипом приоткрылась и в кабинет заглянула дежурная медсестра.

– Глеб Александрович, в пятую палату больной поступил, плановый. Посмотрите?

Глеб вскинул голову от вороха бумаг.

– Да, конечно. Буду через две минуты.

Медсестра скрылась за дверью, кивнув головой в аккуратной медицинской шапочке. А Глеб тяжело вздохнул, понимая, что двух минут ему не хватит, чтобы закончить выписку, отложил документы в сторону и поднялся из-за стола.

Прихватив с сестринского поста ещё пустую, пахнущую свежей бумагой, историю болезни нового пациента, он прошёл в конец коридора и распахнул дверь с номером пять. Палата была двухместная. На кровати справа от окна сидел солидный мужчина за пятьдесят в ярком спортивном костюме, а возле него в небрежно накинутом на плечи белом халате, скрестив на груди руки, стояла красивая темноволосая девушка.