– Но не случился же, – легкомысленно пожала узкими плечиками девица.

– Ты когда прекратишь все эти выкрутасы?

– А тебе то какое дело? – вскинулась Зойка и вскочила с подлокотника. Всю её беззаботность и невозмутимость как ветром сдуло. – Ты вообще кто такой, а?! Ты по какому праву в мою семью лезешь, прихлебатель грёбаный?! Что тебе здесь нужно?!

Голубые глаза метали осколки льда, руки сжимались в кулачки. Почувствовав агрессию, Глеб перестал сдерживаться и перешёл на повышенные тона:

– Мне нужно, чтобы человек, которого я ценю, люблю и уважаю, мой учитель был жив и здоров и продолжал мирно и спокойно работать и лечить людей. А одна маленькая дрянь ежедневно ему душу выматывает, издевается над пожилым человеком!

– Да пошёл ты! – взвизгнула девица, сверля его ненавидящим взглядом. – Выметайся из моего дома! Не лезь к моему отцу! Это мой отец и я тебе его не отдам! Понял?!

– Тебе он отец, а мне – учитель, гуру, сэнсэй. И я не позволю тебе, малявка, довести его до могилы!

– И чё ты сделаешь?

От наглой улыбочки, растянувшей покрытые чёрной помадой губы, у Глеба поплыл перед глазами красный туман, а кулаки сжались до боли в суставах.

– Я тебя сейчас выпорю…

Глеб, стиснув зубы так, что под скулами заходили желваки, стал надвигаться на девицу. В её глазах мелькнул страх, но только на долю секунды. Она отскочила на пару шагов и выпалила:

– Только попробуй! Я скажу отцу, что ты меня пытался изнасиловать. Как думаешь, после такого тебе здесь откроют дверь? – и ехидно ухмыльнулась.

– Что-о-о?!! – взревел Глеб и метнулся к Зойке.

Та, взвизгнув, бросилась за спинку стоявшего у окна дивана, Глеб – следом. И они закружили, пытаясь испепелить друг друга взглядами.

– Ах ты, маленькая лгунья, дрянь паршивая! – рычал Глеб, стараясь достать девчонку, но та была юркой, как ящерица. – Совсем уморить отца решила? Да я шкуру с тебя спущу.

– А ты попробуй! Руки коротки, Склифосовский!

Вдруг Глеб сделал неожиданный выпад, схватил девчонку за руку и толкнул на диван. Она упала на живот и ткнулась лицом в диванную подушку. Парень прижал её одной рукой между лопатками, а второй рванул пряжку своего ремня. Звякнул металл, длинная полоса кожи, вжикнув, вылетела из шлиц. В следующую секунду зажатая в кулаке ременная петля взвилась вверх и со свистом опустилась на круглые ягодицы, покрытые плотной джинсовой тканью.

Зойка завизжала и задёргалась, лягаясь ногами и молотя руками по дивану. Но визг и крики глохли в подушке. А её мучитель со смаком, отводя душу раз за разом вытягивал ремень поперёк её бёдер.

«Господи, что я делаю?!» – молнией вспыхнуло в сознании, и Глеб ужаснулся бурлящей в нём ярости. Он судорожно втянул воздух и опустил руку. Сердце пульсировало в висках, дыхание сбилось так, будто он пробежал километровую дистанцию, а не отстегал по заднице нахалку и лгунью.

Почувствовав, что хватка ослабла, Зойка немедленно вывернулась из-под его руки и отскочила в сторону, растрёпанная, взъерошенная, с размазанной по лицу косметикой.

– Псих, садист, мне же больно! – выкрикнула она, прикрывая ладонями ягодицы.

– А отцу твоему, думаешь, не больно, когда ему учительница сообщает о твоих прогулах, или звонят из полиции? Не больно?!

Вдохнув поглубже, чтобы хоть немного успокоиться, он положил ремень на диван и сел сам. Зойка посмотрела расширенными от ужаса глазами на орудие экзекуции и немного попятилась, будто видела не простой кусок кожи, а живую змею.

– Дурак, я же теперь неделю сидеть не смогу! – в голосе её послышались жалобные нотки. Девчонка всхлипнула и размазала ладошкой текущие по щекам слёзы. – Козёл ты, Склифосовский.