– Ой, уже испугалась! – Зойка фыркнула и уселась на заднее сиденье. Глеб сел рядом.

Пока такси выруливало на проезжую часть, Алексей Иванович повернулся к вызволенному из неволи чаду и залепетал хриплым от пережитых эмоций голосом:

– Ну, как же так, Зая? Ведь ты же умная девочка. Ты не можешь не понимать, что это опасно, очень опасно. Что на тебя нашло, можешь мне объяснить?

Девчонка только открыла рот, чтобы сказать очередную колкость, но Глеб молча показал ей угрожающе сжатый кулак, предусмотрительно пряча его от глаз профессора. И она промолчала, демонстративно отвернувшись к окну.

– Алексей Иванович, всё хорошо, все живы и здоровы, – успокоил шефа Глеб. – Давайте теперь до дома доедем, а там поговорим.

Когда подъехали к дому, Леденёв был бледен, как смерть, и тяжело дышал. С трудом выбравшись из машины, он остановился возле подъезда и стал распускать узел галстука, мешавший дышать полной грудью. Зойка пулей пролетела мимо и понеслась домой.

– Вам нехорошо? – встревожился Глеб.

– Да что-то голова болит и дышать трудно, – пожаловался профессор.

Глеб, бережно поддерживая Старика под локоть, помог ему подняться на третий этаж, останавливаясь после каждого лестничного пролета и отдыхая.

Едва войдя в квартиру, Глеб бросил вышедшей встречать брата Катерине Васильевне:

– Отведите Алексея Ивановича и уложите в постель, пожалуйста. Надо давление измерить.

– А что случилось то? – растерянно хлопала глазами за стёклами круглых очков добрая волшебница.

– А это вам Зоя объяснит.

Но Зойка никому ничего объяснять не стала, а ушла в свою комнату и врубила на полную мощь музыку. Глеб измерил давление Старику и тут же стал вызывать «неотложку». Стрелка старенького тонометра показывала двести шестьдесят, когда послышались первые, глухие удары сердца. Тревожные звуки затихли на отметке сто двадцать…

Бригада врачей приехала минут через десять. Алексею Ивановичу сделали несколько уколов, расписали рекомендации по лечению, а когда давление начало спадать, уехали. Глеб всё это время просидел рядом с постелью, ни на шаг не отходя от учителя. И лишь когда тот задремал под влиянием успокоительных и просто устав от пережитого, тихо вышел из комнаты.

– А где Зоя? – заглянул Глеб на кухню.

– Музыку свою слушает, – тяжело вздохнула возившаяся у плиты Катерина Васильевна. На лице её читалось беспомощное смирение. Никто, решительно никто в этом доме не мог справиться с маленькой возмутительницей спокойствия.

– Кажется пришло время серьёзно поговорить с этой меломанкой, – сказал Глеб и пошёл в комнату девчонки.

Зоя, продолжая чавкать жвачкой, покачивалась, сидя на подлокотнике дивана, дёргала ногой в такт бодрой мелодии и даже, кажется, подпевала. «А ей как с гуся вода!» – подумал Глеб и почувствовал, как вскипает в душе едва притихшая злость.

– Музыку выключи!

– Чё?.. – и недоуменный взгляд из-под вскинутых бровей.

– Я сказал музыку выруби! – Глеб повысил голос.

Но наглая девица и ухом не повела. Пришлось подойти и самому нажать на кнопку музыкального центра. Жалобно взвыв на последних нотах, музыка стихла.

– И чё?..

– Ни чё! – Глеб, мысленно уговаривая себя не кипятиться, склонился над девчонкой, опираясь рукой о спинку дивана. Та вызывающе вздёрнула подбородок. – Зой, ты понимаешь, что из-за твоей дикой выходки могла случиться беда, и не только с тобой? У Алексея Ивановича давление подскочило двести шестьдесят на сто двадцать! Ты понимаешь, что это значит? У него в любой момент при таком давлении мог лопнуть сосуд где-нибудь в мозге. А это инсульт. Зоя, у твоего отца мог случиться инсульт от переживаний! Ты это понимаешь?!