Подкидыш или счастье на дороге (не) валяется Ирина Шайлина

1. Глава 1. Ульяна

Ребенок плакал. Надрывно, кажется даже - обиженно. Это само по себе было странным, потому, что через этот пустырь редко кто ходил. Собачники, да и те, кто как я срезал дорогу. Раньше здесь были дачи, порой торчали из мезли полуистлевшие фундаменты, остовы стен. И все вокруг заросло старыми клёнаи, одичавшей смородиной и малиной.

Торопинка была узкой и извилистой, испещренной выпуклыми корнями деревьев. Кто по своей воле захотел бы толкать здесь коляску? Раньше я таких охотниц не встречала. Что здесь делает ребёнок?

— Это не моё дело, - сказала я и прибавила шаг.

Уже вечерело. Ночью здесь вполне могли тусить пьяные компании из ближайших высоток, с ними я встречаться не хотела. Одуряюще пахло цветущими деревьями и кустами. И вечер такой тёплый, душный — самое начало июня.

Ребёнок заплакал снова. У меня сердце сжалось. Я так ребёнка хотела. Почему-то, именно девочку. Маленькую, смешную и пухлую. Цвет волос или глаз никакого значения не имели. Я так устала от своего одиночества, что хотела просто любить. Любить своего ребёнка. Иногда, проходя мимо детской площадки я останавливалась и подолгу смотрела, как играют дети. Это было и сладко, и больно разом.

Детский плач становился все ближе, а потом замолк. До этого он раздавался откуда то из-за раскидистого клёна, что рос на крутом повороте тропинки. Я повернула за клен и растерянно замерла. Никакой молодой мамы с коляской не наблюдалось. Посредине тропинки стояла сумка. Обычная такая сумка. Дорожная.

Я шагнула ближе. Нет, сумка не обычная. Она была дорогой. Это так явно бросалось в глаза, словно из карманов торчали пачки купюр. Ничего не торчало, просто дорожная сумка от кутюр стояла посредине тропинки на пустыре заросшем кустами и кленами.

— Ульяна Белова никогда не брала чужого, - произнесла вслух я.

Звук собственного голоса немного разогнал то жуткое предчувствие, что витало вокруг. В душу закралось любопытство - брать не нужно. Нужно посмотреть одним глазком, что там. А потом вызвать полицию и идти домой, пусть сами разбираются.

— Нет, - снова сказала я.

Обошла странную сумку и пошла дальше. Там, за пустырем уже виднелись крыши высоток, в одной из которых я живу. И вдруг я замерла на месте. Ребёнок плакал? Плакал. Куда он делся? Иду я быстро, я бы точно нагнала маму с коляской или малышом на руках. Где, черт побери, ребёнок?

Я обернулась. Сумка стояла все там же. Никто не плакал. Сумка не шевелилась. Я чувствовала себя так, словно попала в фильм ужасов и сейчас непременно что-то случится. В воздухе висит тревога, как запах озона перед грозой. Тёмные кусты. Никого вокруг. Не хватало только тревожной музыки. Я сделала шаг к ней. Потом ещё один. Наклонилась и рывком расстегнула молнию.

Колени едва не подогнулись, с трудом удалось удержать равновесие. В сумке лежал ребёнок. Личико красное — наверное, долго плакал. Карие глаза со слипшимися от слез в стрелки ресницами смотрят на меня внимательно.

Долгую минуту я просто стояла и смотрела на младенца, не в силах сделать что либо — словно парализовало. Ребёнок был совсем маленький, точно я определить не смогла бы, но месяца два-три. Но он уже что-то понимал. Он увидел большого, взрослого человека и ожидал, что сейчас его возьмут на руки, достанут из тесного плена сумки, а я просто смотрела и тупила. И тогда малыш обиженно всплеснул ручками и заплакал. Так горько…

— Прости! - воскликнула я.

Вытащила его скорее, взяла на руки. Малыш был маленьким, но увесистым, голая спинка вспотела, лицо мокрое от слез. Уткнувшись лицом в мою грудь завертел головой — наверное, был голодным.

— Сейчас, — сказала я, голос дрожал. - Сейчас я вызову полицию.

На ребенке был лишь один подгузник, наверное это хорошо, таким тёплым вечером в плотной сумке можно было бы заработать тепловой удар. Трясущимися руками я достала телефон и чертыхнулась - разряжен. Я ни от кого не ждала звонков, поэтому регулярно забывала заряжать телефон.

— Дойдём до дома, - сказала я. — Потом вызову.

Ребёнок все так же плакал, а я прижимая его к себе испытала иррациональное чувство страха. Вечер. Кусты эти. Казалось — оттуда кто-то на нас смотрит. Кто? Но кто-то же выбросил ребёнка! Никто желающий добра так не сделает. За маленького, зареванного ребёнка стало страшно. Его обидят.

— Тише… Тише, зайка, не плачь, вдруг нас кто-то услышит.

Или увидит, как я несу на руках ребёнка. Вдруг его ищут плохие люди? Я приняла волевое решение - малыша нужно положить обратно в сумку и уже так нести, чтобы никто его не увидел. Буду надеяться, что быстрая ходьба его укачает и он не будет плакать.

— Не плачь, пожалуйста… это ненадолго. Я не буду закрывать сумку.

Я положила ребёнка обратно в сумку. И сорвалась, почти побежала, усилием воли заставляя себя усмирить скорость - не дай бог споткнусь и упаду, ребёнок же в сумке… у кустов были глаза. Они смотрели мне вслед. Если бы могли, они бы вытащили корни из земле и потопали за мной. Чтобы отнять у меня ребёнка, который все же затих, уснув.

С пустыря вырвалась и пошла тише. Здесь уже не так страшно, здесь есть люди. И я могла к любому подойти и сказать - у меня ребёнок в сумке. Его кто-то выбросил. Вызовите пожалуйста, полицию. Но я упрямо шла домой.

Там закрылась на все замки и понесла сумку в комнату. Малыш спал. Во сне вздрагивают веки, кулачки крепко сжаты. Наверное, он очень испугался.

Я достала его и переложила на постель. Обыскала сумку. Под малышом был сложенный в несколько раз плед. В боковом кармашка бутылочка и упаковка смеси. Запаянная, новая, уже открытую я боялась бы дать ребёнку. Несколько подгузников. И больше ничего.

— Я позвоню в полицию, - сказала себе я. - Но сначала покормлю малыша.

Развела смесь по инструкции, несколько раз встряхнула, проверила температуру - хорошая. Малыш, словно почувствовав, что ему готовят покушать, закряхтел, и я бросилась к нему с бутылочкой.

— Кушай, мой сладкий…

Он был так голоден, что ел сердито сопя, давясь, раз я даже отобрала у него бутылочку, чтобы не захлебнулся. Он ел, а я на него смотрела. Безотрывно. Он у меня только полчаса, а казалось вдруг, что моя одинокая жизнь вдруг наполнилась смыслом. Я чувствовала физическую боль от мысли, что ребёнка придётся отдать.

Доев малыш вытолкнул соску изо рта языком, а я рассмеялась. Постелила чистую простынь, на неё ребёнка, и сняла явно переполненный подгузник.

— Бог мой, - удивилась я. — Да ты девочка!

А малышка в ответ дрыгнула пухленькими ножками.

Ульяна Белова никогда в жизни не брала чужого, но в этот вечер унесла чужого младенца.

2. Глава 2. Александр

В детской было тихо. Не знаю, чего я ждал, чуда? В последние полтора месяца здесь всегда было шумно. Сновала медсестра, которая приходила каждый день. Тихо напевала няня. И наконец, вполне громко, для своего крохотного тельца, плакала моя дочь.

Малышка рождённая весом всего в два килограмма восемьсот грамм, крошечное существо, которое страшно было на руки брать, принесла с собой жизнь в мой дом, который был больше на склеп похож, своей тишиной и тенями что прятались по углам.

Она была такой маленькой. Я смотрел на неё и не понимал, откуда в ней такая воля к жизни. Плакала она кромко. Обиженно. Словно понимала, что её привели в мир, в котором матери она не нужна, а папа ещё не научился её любить, он пока не понимает, может ли любить вообще.

Её, такую крошку, назвали длинным и совершенно не подходящим именем Каролина. Имя ей выбрала мать, если её так можно было назвать. Она была красивой, Милана. Очень красивой. И связь с ней была приятной. Но…

— Я беременна, — сказала она мне.

Я к тому времени уже месяц с ней не встречался, и ей пришлось приложить много усилий, чтобы организовать эту встречу. Пробралась же как-то на охраняемую подземную парковку. Подкараулила, прячась за одной из несущих колонн.

Здесь было холодно и почему-то сквозило, ветер играл тёмными прядками её волос, придавая лицу особую трагичность, а моменту — торжественность.

— Полагаю, папа я, — пожал я. - Вряд-ли бы ты стала играть в такие игры не будучи уверенной.

— Да, ты, — вздернула подбородок она. — И я знаю правила этой игры. Я знаю, что ты никогда на мне не женишься.

— Тогда в чем дело?

— Я не хочу делать аборт, — вдруг жалобно сказала она. — Мне не нужен ребёнок, я знаю. Он испортит моё тело. Он исковеркает все планы на жизнь. Я не буду его любить, я стану ненавидеть его за то, что он сделал с моей жизнью.

— Но?

— Он живёт во мне третий месяц. Уже месяц я думаю, как мне быть. Саша… Саша, у денег неприличное количество. Ты же богат, как дьявол, Ерофеев. Давай я рожу этого ребёнка, а ты его заберёшь. У тебя все равно никого нет, Саша…

— Ты сошла с ума.

Я сел в машину и уехал, оставив её там одну. Зачем мне ребёнок? Я один, да. Я привык быть один. Мне было комфортно. Я вернулся в свой дом, похожий на склеп и выбросил разговор из головы, перевёл ей денег на счет, чтобы аборт сделала.

Но разговор вспоминался. День за днём. Я не хотел жениться. И да, я чертовски богат. Зачем мне эти деньги, которые я не успею потратить при жизни, даже если очень захочу? Что я с ними буду делать?

И дом этот огромный. Если в одной из комнат будет детская… это никак не скажется на моем комфорте. Найму пару нянь, чтобы они работали посменно и ребёнок всегда был под присмотром. Потом педагога. Лучшие учебные заведения, престижный вуз за границей… Всё это я могу дать ребёнку, мне не сложно, черт.