Эти семьи в своем родном городе держали дома – их палаццо до сих пор можно там увидеть. Некоторые из них, как палаццо Дориа, триумфально возвышаются над руинами XII столетия, другие, как палаццо Чентуриони, едва различимы среди разрушающихся домов возле порта. Эти роскошные здания часто были полны сокровищ, которые стало возможным добыть в ходе испанских авантюр, в которых генуэзцы переиграли своих соперников-каталонцев, хотя сама Генуя не была имперским городом, как Венеция. Генуэзские купцы всегда действовали сами по себе, не принимая во внимание интересов республики. То, что они сыграли такую роль в европейских предприятиях в Атлантике, не было общим или государственным решением. Это был результат трезвого расчета финансовых преимуществ, который сделали примерно пятьдесят семейств или компаний{156}.

Генуэзцы были не единственными итальянцами, поселившимися на юге Испании и Португалии. К примеру, Бартоломео Маркьонни, флорентинец, был самым крупным работорговцем в Лисабоне. Он настолько успешно торговал черными рабами, что считался почетным португальцем. Среди его партнеров в Севилье были Джуанотто Берарди и Америго Веспуччи, тоже флорентинцы, торговавшие не только перекупленными в Лисабоне чернокожими рабами, но и туземцами с Канарских островов. Венецианец Альвизе Ка да Мосто открыл для португальского короля Острова Зеленого Мыса в 1450-х годах.

В эти дни Рим еще не был представлен в Испании постоянным нунцием. Но многие деятели церкви приезжали и уезжали, в то время как другие итальянцы выполняли функции послов в отсутствии постоянного представителя даже в испанском лагере в Санта-Фе под стенами Гранады. Среди таких был Петер Мартир де Ангиера – блестяще образованный человек, родившийся в деревне на Лаго Маджоре. Он приехал в Испанию с герцогом Тендильей, бывшим послом в Риме. Мартира просили заняться образованием сыновей испанской знати. Он писал живые письма на грубой латыни своим итальянским благодетелям, таким как кардинал Асканио Сфорца – брат Людовико Моро, хитрого миланского герцога, и следующим за ним папам. Гуманист, капеллан и профессор лингвистики с Сицилии, Луцио Маринео Сикуло, также был при испанском дворе. Его побудил туда приехать Фадрике Энрикес, сын адмирала Кастилии{157}. Итальянские художники, такие как Никола Пизано, занимались реставрацией вида и цвета севильских азулехо, в то время как Доменико Фанчелли, вдохновенный скульптор из Флоренции, вскоре будет работать в Испании во многих церквях.

Но этот обмен был не однонаправленным – кастильцев можно было найти в Болонье и других итальянских университетах, в то время как каталонские консулы имелись в городах королевства Неаполитанского, а также в Венеции, Флоренции, Пизе и Генуе. Лоренсо Васкес из Сеговии, «испанский Брунеллески», обучавшийся на архитектора в Риме и Болонье, в 1490-х перестроил Колехио де Санта-Крус в Вальядолиде, а также работал над дворцом герцога Мединасели в Когольюдо близ Гвадалахары, как и над новой архиепископской резиденцией кардинала Мендосы в этом же городе{158}.

Эти люди осуществляли связь Испании с центром культуры Европы. Еще не настало время, когда, благодаря книгопечатанию, почитаемый всеми флорентинец Петрарка будет задавать сюжеты и даже рифмы большинства испанских поэм. Однако самые амбициозные писатели Испании в 1490-х уже ухитрялись проводить время в Италии, как это будут делать просвещенные англичане в XVIII веке. Вскоре Фердинанд и Изабелла пошлют туда в поддержку своих претензий на Неаполь армии под предводительством лучшего из своих полководцев – Гонсало Фернандеса де Кордова (