- Что ж ты делаешь, бес лохматый!

- То же, что и ты!

Кувырок, и я освободился из крепких объятий, заскользил и кубарем полетел вниз с уступа. Твердь следующего уступа приняла меня объятиями жгучей, пронзившей все тело боли, дыхание сбилось.

- Поймал! Не уйдет! - раздался полный торжества голос из поднебесья, и меня обхватила за талию тугая магическая петля - хорошо ты его.

- Как есть! Первый на меня налетел.

- Странно, что не сразу прирезал. Сколько они наших уже извели, никак не уймутся черти загорные.

- Не успел, я его сбросил раньше, он только чуть полоснул клинком.

- Дай, посмотрю.

- Ты сначала этого вытяни. Надо его допросить. Наконец-то будет, что предъявить командиру.

- Не что, а кого. Надоели эти бабские слухи, что пастухов вырезают демоны озера. Объявим войну с чистой совестью и сотрем с лица мира всех этих ублюдков.

Рывок, и я вылетел на площадку. Все. Теперь, точно, все. Отсюда еще никто не вернулся. Только на границе сознания пульсирует мысль, если их пастухов режут точно так же, как и наших, то кто это делает? Не они и не мы.

Значит, кто-то третий. Как до них достучаться? Тело отзывается острой болью. На плато меня выдернули рывком и с силой грохнули о серые камни. Лучше было бы сгинуть в обрыве, да теперь уже поздно мечтать о легкой смерти. Думай, Бэй, думай. Магическое лассо никто снимать не стал. Ударом ботинка перевернули спиной кверху, стянули руки моим же ремнем. Платок с лица сорван. Их всего двое, а я лежу спеленутый, словно котенок, и полным ртом глотаю песчаную пыль.

- Подъем! - удар самого пришёлся в предплечье.

Молча закрыл рот, стиснул зубы. Бьют пока только чтобы унизить. Настоящих ударов еще нет, значит, я нужен живым, уже дело. Вопрос в том, надолго ли?

- Я останусь здесь, мало ли он был не один, а ты, Дербеш, веди его в лагерь.

- Может, стоит его прямо здесь допросить? Один он был или этих чертей тут много?

- Все равно ведь не скажет, да и тебе шею неплохо бы замотать, кровит.

- Мелочи.

- Ну, смотри, ты сам так решил. Они разговорчивыми становятся только перед смертью.

Горло опоясал невидимый жгут и начал душить со всей силы. Я дернулся и повалился на землю. Дышать, сделать еще хоть глоток этого пыльного воздуха хочется с невероятной силой. Тело бьется само по себе.

- Один ты тут был? - удушающая веревка на мгновение спала, я вдохнул, что есть силы и закашлялся.

И снова он меня душит.

- Хватит, задохнется ведь, - раздался в меркнущем свете голос моего несостоявшегося осведомителя.

- Ну и черт с ним, живой или нет, какая разница, какого притащим? - лассо все же немного ослабло.

- Один я был, один, - удалось просипеть сквозь накрывающий приступами кашель.

- Видишь, какой сговорчивый стал? Веди и даже не думай ослабить путы, чтобы он тебе ни наплел. Там отдашь его командиру, пусть сам допрашивает, как сочтет нужным. И не упусти, решат, что ты с ним заодно.

- Но ведь я ранен, да и сам же его схватил.

- А кто знает, зачем тебе это, Дербеш? Может, ты это сделал специально, чтоб протащить через всю сеть постов лазутчика в лагерь. Это я тебе верю, мы слишком давно знакомы, а остальные? Веди и смотри в оба глаза, чтоб не дал деру. Вспомни, скольких крестьян с разорванными шеями мы тут нашли? То-то же. Вижу, что вспомнил.

4. Глава 4

Виктор

Сладостен совместный отдых на Земле, вот только все больше меня тянет в наш уютный средневековый мир, наполненный магией, рыцарями. Воплощение в реальную жизнь с понятиями о доблести и рыцарской чести. Странная вышла у нас семья. Тревор увлечен тактикой боя и применяет, как может, скупые навыки магии, что ему поддаются. Милена блаженствуют ночью, а днем патрулирует небо, дает разгуляться телу дракона, пробует всласть силу и мощь своих крыльев, лишь иногда всматриваясь то ли во тьму прошлых веков, то ли в неясную дымку грядущего. Я же упиваюсь до невозможного исступления новыми знаниями, новыми возможностями, что стали подвластны мне благодаря связи с драконом, с моей прелестной двуипостасной супругой. Иначе даже в собственных мыслях я просто не в силах ее называть. Жена, супруга, та, во имя которой я существую. И пусть на словах я ей этого никогда не скажу, она все равно все знает, а мне стыдно казаться и быть влюбленным в дракона мальчишкой. Тревору проще, он искренен абсолютно во всем. И в доблести боя, и в чести быть проигравшим на наших учебных магических поединках, и в любви. Носит своей или, точнее, нашей супруге цветы в тон ее глаз, искренне радуется ее мимолетным улыбкам. Я же... Молчу. Будто что-то скрываю, даром, что мои чувства известны Милене доподлинно. В мысли наши с Тревором она, вроде бы, не лезет, но чувства… Их от нее не скроешь. В особенности, когда мы остаемся втроем, и с меня подло слетает маска ехидства. Весь мир для меня сосредоточился в нашей семье. Казалось бы, кто мне Тревор? Соперник, любовник жены, подлец, посягнувший на сокровенное под пологом ночи чудо? А выходит иначе. Друг, компаньон, брат, тот, подле которого я порой просыпаюсь утомленный ночною страстью нашей жены. Единственный во всех мирах, кто меня понимает. Для прочих я лишь монах, погрязший в учениях, лишенный возможности брака, отшельник, что день за днем полирует свой боевой навык и разум. Смешно, знали бы они мою суть. Дангеш, и тот меня сторонится, полагая, что я излишне умен. Если бы так.