Санька подумала, что человек он был добрый, но жизнью побитый. Говорил, никогда не повышая голоса. Смотрел прямо в глаза, точно в чём-то сокровенном признавался. В городе его знали, уважали и жалели. Не повезло мужику в жизни с семьей. Жена умерла через семь лет после свадьбы, оставив его с малолетним сыном Андреем. А любил он её, говорят, больше жизни. И с тех пор так больше и не женился. Сына растил. Учил его своему ремеслу. Мечтал, что тот вырастет, женится, продолжит род.

Но и тут не повезло. У сына болезнь вдруг обнаружилась. Сперва он просто подолгу задумчиво сидел, уставившись в одну точку. Никифор Фадеич и к врачам водил, и бабкам-знахаркам показывал. Те только руками разводили. Надёжили, мол, пройдет с возрастом. А с годами стало только хуже. В обмороки начал падать. Где-то лет в двенадцать такой приступ падучей приключился, что у отца самого сердце прихватило так, что неделю еле ноги передвигал.

Так с тех пор и живут, глубоко в душе тая обиду на долю свою. Когда Андрею исполнилось двадцать лет, Никифор Фадеич сговорил сына с сироткой Настей из казенной больницы. Туда её в младенчестве подбросили. Там она выросла и жила лет до семнадцати, и там же осталась работать няней. Мыла, убирала, за тяжёлыми больными ходила. Была она тихой, бледненькой, безропотной. Её и присмотрел отец Андрея. Решил – пусть бедная и невидная, зато сиделка будет отменная. Невестой хвастать не приходилось, поэтому свадьба была тихая и незаметная, как сама Настя. Но слаба была девушка здоровьем. Прожила два года и умерла при родах. И ребёнок-девочка так и не увидела божьего света.

Потом Никифор Фадеич и сваху нанимал, и сам пытался искать сыну невесту – город будто вымер. Нет невест для Андрея Саманова. Сарафанное радио разнесло весть о его горькой доле, никто её вместе с ним мыкать не хотел. Так и оставил старший Саманов мечту пристроить больного сына.

Роль посланницы удачи сыграла Антонида, сестра Никифора Фадеича. Встретила она мать Саньки, Татьяну, в воскресенье в Церкви. Со службы вместе шли. Разговорились. И пожаловалась Чеверёва на свою младшую дочь. Мол, придумала в повитухи идти. Отговаривать бесполезно. Девка с детства такая, если что ей в голову втемяшится – не переспоришь. Зная её характер, Василий Чеверёв впал в тяжёлые раздумья: что делать? Хоть отдавай её за первого встречного. Думал: семья будет – дурь из головы выветрится.

Антонида поспешила с новостью к брату. Потолковали и решили ещё раз судьбу испытать. Тут неожиданно повезло. Чеверёв согласился. Саманов–старший теперь на невестку дышать боялся, не веря счастью. А сама Санька узнала всё это много позже от своей матери, которая со слезами просила у неё прощения… Но всё по порядку…

Санька не знала, как родители за честь дочери перед общественностью оправдывались, а только, как Оля Старчикова и сказала, первой брачной ночи у Саньки не было… И второй, и третьей тоже, чему она была несказанно рада. Позже Липа ей рассказала, что такие дела для соседей решаются просто – рубят курочку на простыню. Простынь показывают любопытствущим, как символ честности невесты. Из курочки варили домашнюю лапшу и тех же соседей угощали, чтобы со злости не наговорили лишнего. Так и было у Чеверёвых. А довольные Самановы подтверждали сказанное. Тем всё и завершилось.

Начались будни, в которых Санька вдруг превратилась во властную деятельную хозяйку, с утра до вечера не дающую покоя домашним. Никифор Фадеич нанял двух баб в помощь снохе, да сына одной из них, подростка лет тринадцати, лошадью управлять. Чем-то и сам помогал, и сына заставлял. Только Андрей всё больше где-то прятался. То ли в мастерской, то ли в комнатке за лестницей на первом этаже. В глаза Саньке он не смотрел. Если встречались где – он бежал мимо, опустив голову. «Сердится, что ли?» – думала Санька. «Да и пусть себе. Не до него».