Коля промокнул губы салфеткой, улыбнулся. Хороший салат, подумал он. Выходит, профессор тоже блатной. С зоной знаком. Логично. Левин друг.

– Ладно, – сказал он, взглянув на Леву. – Значит, можно излагать… прямо здесь? При всех?

Лева кивнул. Коля еще раз припомнил, что ему наговорили друзья в отделении. Куча мелочей, в основном от осведомителей с ипподрома, но что-то их связывало, какая-то общая нить. Внятных аргументов у него пока не было, не сложились еще. Одни только догадки. Но догадки очень серьезные. Очень и очень. Не зная, с чего начать, он попробовал наугад, чтобы посмотреть Левину реакцию.

– Хорошо. Есть один человек. Николай Симанский. Он гражданин Италии, родился уже в эмиграции. Живет по всему свету. Где работает, там и живет. Насколько я понял, он играет на скачках. Жучок. Сейчас он у нас. И уже два раза ходил на ипподром.

– В тотошку? – не выдержав, изумился Лева. – В нашу тотошку?

– Да.

– Не может быть, – покачал головой профессор. – Я и сам немного знаком с нашими возможностями, у меня есть знакомый жучок, и букмекеров наших знаю… Здесь не те суммы…

– Да подожди ты, – перебил его Лева, вдруг очень посерьезневший лицом. – Может, не играть он ходил.

– Я тоже так думаю, что за чем-то другим, – подтвердил капитан. – Но если хочешь, чтоб я на тебя работал… Ясно? Я должен знать, чем и для кого занимаюсь. А то дальше за лоха перед всеми окажусь. Как можно тебе помогать, если я не знаю толком, кто ты?.. Давай… выкладывай, из-за чего на самом деле проблемы. Есть они, есть, я понял уже. Тогда и я тебе помочь смогу.

Лева задумался.

– Хорошо, – сказал он и взглянул на профессора. – Выйди пока. Покури на улице.

И, поскольку тот замешкался, свирепо выкатил глаза:

– Ну ты не понял?..

Профессора сдуло. Капитан усмехнулся, но комментировать не стал. Не его это дело. Хоть он и работает на блатных, но в их отношения лучше не всматриваться.

– Ну и чего? – спросил Лева. – Чем мне этот итальянец угрожает?.. Почему я должен про него думать?

Капитан пожал плечами:

– А я не знаю. Сам удивляюсь, чего ты так на него упал. Тут дело не в нем. Точнее, не только в нем. Все, что про твоего Сороку… все на ипподром ведет. Или в другие конюшни. Ты вот это мне объясни, при чем тут…

– А Сорока-то что? – перебил Лева, мрачнея. – Ты про него-то узнал?..

– А я не сказал разве? – притворно удивился капитан.

В это время к их столику подошел скрипач, тихо наигрывавший до этого в другом зале. Он обошел столик, поглядывая на замолчавших Леву с капитаном, наклонился к ним, покачиваясь в такт мелодии и прикрыв глаза.

– Иди отсюда! – яростно прохрипел Лева, сжав в кулак салфетку и не глядя на музыканта. – Иди на хрен!.. Не люблю я этого!..

Лицо его потемнело. Музыкант ретировался. Лева разжал кулак и перевел дыхание.

– Сорока убит, – сказал капитан будничным голосом. – Удавили сегодня утром. На ипподроме.

Лева неподвижно посидел некоторое время, затем еще более хрипло спросил:

– И ты мне так спокойно говоришь это?

– А как мне тебе это говорить?.. Если б ты сам не подозревал ничего такого, стал бы ты мне это поручать?.. Ты меня за лоха-то не держи, сказал ведь уже. Когда вы все по очереди в недельные запои валите, никто и не почешется вспомнить о вас. А тут два дня нет, так капитана скорей зовите.

Он помолчал и, поскольку Лева тоже ничего не говорил, продолжил:

– И это я бы тебе не стал выкладывать. Только вот что, по дружбе, какая бы она у нас с тобой ни была: это не всё. Поверь бывалому человеку. Кто-то держит против тебя. Что-то держит.

– Кто? Чего держит?

– Не знаю. Сегодня вечером у меня встреча… Если хочешь, чтоб я на нее пошел и продолжил этот интересный разговор, еще раз прошу: скажи толком, куда хоть смотреть-то. В какую сторону. А не хочешь – и не надо. Я свое сделал, тебя предупредил. Все честно. В дальнейшем я не виноват буду.