Больше сообщений не было.

– Послезавтра так послезавтра, – ответил он телефону и пошел в душ, отмываться от вытрезвителя.

Потом лег спать, и все исчезло. И почти сразу открыл глаза. Слепило солнце: забыл занавеску задвинуть. Но, вроде, выспался. По частям вспомнил, что было. Прикинул, с чего начать. И полез с дивана – работать.

Разговор получился коротким. Зусёк приехал на «Ниве», с двумя ребятами помоложе себя, которых он называл бойцами. С одним из них он вылез из машины, а второй боец достал ручной пулемет, положил его стволом на дверцу и прицелился.

Бандиты такого не ждали. Они приготовили счет лоху, из-за которого все сломалось, а приехали ветераны, с которыми говорить вообще нельзя. Эти нажмут на гашетку и не поморщатся.

– Ну? – спросил Зусёк, подойдя к серому «Мерсу», возле которого стояли бандиты. – Где это вы его так помяли?..

Он осмотрел покореженный бампер и сказал:

– Аккуратней ездить надо.

Потом обвел взглядом молчавших парней и спросил:

– Еще нужны советы какие-нибудь?

– Сам знаешь, что нет, – ответил один из них.

– Паспорт тогда давайте.

Переглянувшись, они неохотно кивнули другу другу. После чего один из них слазил в «Мерс» и протянул Зуську паспорт Геника. Тот посмотрел, убедился, что все правильно и аккуратно спрятал его в нагрудный карман.

– Ну тогда счастливо оставаться.

Зусёк с сопровождавшим его бойцом вернулся к «Ниве», и тогда второй, с пулеметом, ударил очередью под ноги стоявшим возле «Мерса». Бандиты запоздало прыгнули кто куда успел. Одна из покрышек с шипением осела.

– Убьешь же! – крикнул один из упавших.

– Убью, – согласился Зусёк уже из кабины, высунув локоть из открытого окна.

И ветераны уехали.

Упавшие встали, отряхнулись.

– Падла, – сказал кто-то из них вслед «Ниве». – Теперь еще колесо менять.

– Сменишь, – ответил другой. – А вот что бороде скажем?

Перед этим у Зуська была короткая встреча с Миковым, учившим его когда-то ездить верхом. Миков тогда работал в «Динамо», и Зуська, имевшего характер, по мнению всех его друзей, совершенно непреклонный, для начала стал сажать на своего молодого троеборного коня, чистокровного, купленного недавно со скачек. Работать его Миков еще не начал, и тот всегда готов был стартовать – то единственное, что знал и умел. Это был неуправляемый снаряд, как ядро под Мюнхгаузеном. Подбрасывал ноги выше головы, кидался в разные стороны, и Зусёк шмякался с него так, что эхо по манежу гуляло. Но зато через месяц сидел в седле крепче мастеров. Правда, научившись цепко держаться, он этим и ограничился. Сам решил, что хватит. Главное, чтоб направить на врага и не упасть. Это Зусёк освоил, а остальное его не интересовало. Зато Миков стал его другом навсегда.

Сам Зусёк был романтик и наемник. Воевал в Анголе, на Кубе, потом попал в Афган. Вернулся оттуда зрелым мужиком, повидавшим такого, что больше о романтике не говорил ни слова. Существовал он в трех ипостасях: на полигоне, на охоте и на рыбалке. Соответственно управляя БМП и тягачами, охотясь не меньше чем на кабана и ловя на квок сомов, причем, если попадались до пятидесяти килограммов, считал неудачей. Характер его из непреклонного стал зверским. Когда надо, конечно. Можно было даже сказать, что он с характером справился. В быту стал спокойным, ровным и рассудительным. Но на пути у Зуська стоять было нельзя, сшибет, как грузовик.

Поэтому, когда Миков рассказал ему про аварию, случившуюся у брата, тот внимательно дослушал и хлопнул по плечу:

– Понял. Геник не виноват. А таких крутых я знаю… И они меня знают. Что гораздо важней.

Перед самой встречей с Зуськом Микову позвонили, забили стрелку. Он передал Зуську информацию, спросил: