И Елагину пришлось поливать цветы. Но два раза в неделю не получалось, ни у него, ни у жены. Цветы поэтому давно засохли, а Елагин, все же, продолжал заезжать, хоть и далеко это от дома, потому что Валерка звонил оттуда, из Эмиратов, и ухитрялся застать его на месте, спросить, как дела (у квартиры, конечно, а не у Елагина), и рассказать о своих.

Однако вот теперь квартира его пригодилась, и еще как. Дело в том, что они с женой решили начать ремонт. У себя, конечно, в своей однокомнатной, на Бабушкинской. Все подготовили, сдвинули мебель, ободрали стены. Она взяла отпуск, совпавший по графику с ремонтом. И вдруг подруга позвала ехать отдохнуть к своим старикам, под Рязань. В деревню, возле речки. Если смотреть на вещи просто, так Елагину бы и обрадоваться, пусть едет, а то ведь его работа на Леву и ремонт съедали все время – что ж у нее за отпуск такой?..

Но капитан взревновал. Был, правда, аргумент, что у подруги двое детей, и едет она тоже без мужа, который сильно занят, для чего и пригласила ее, но издерганный своей милицейской опалой и самодовольным Шписом капитан принимал все на свой счет. Казалось ему, что отношения их уже совсем не такие безоблачные, как вначале, что для нее, физиолога, кандидата наук, его милицейские проблемы не вполне понятны, а то и вообще местами отвратительны, и, самое главное, там, в НИИ, где она работала, есть всякие такие… сотрудники. В общем, жена его была ничего себе, и пококетничать любила, похохотать, и общества мужского не гнушалась. И, главное, давала иногда повод капитану ревновать, задерживаясь на всяких застольях среди коллег, происходящих по поводу и без повода.

Но лишать ее отпуска он не мог, даже ревнуя. И она поехала с подругой и ее детьми в отпуск на капитановой «четверке», потому что ничего так не любила, как разъезжать за рулем. А он, полный жгучих мыслей, остался.

И в результате всего поселился в Валеркиной квартире, не в силах не то что быстро закончить, но даже просто продолжить ремонт, так как возникло дело Сороки. А ведь начал уже белить потолки.

Жена, конечно, знала, где он теперь живет, и звонила сюда, к Валерке, так как на Бабушкинской он телефон вообще отключил, чтобы не отвлекал в редкие минуты ремонта. Там только семейное, только для нее. Ничего другого.

Сейчас капитан включил ответчик, и голос жены сказал, что она не обольщается насчет его хозяйственности, но пусть он хоть что-то иногда делает по ремонту. Хотя, конечно, она понимает: работа, деньги. Но ремонт, ремонт не забывай.

– Ладно, – сказал ответчику капитан, заглатывая чай с бутербродом.

Потом она принялась шутить, не завел ли он там кого, пока они отдыхают. В голосе чувствовалось некоторое беспокойство. Странно. Он тоже подобное подумывал, только в ее адрес. Хотя чего там, под Рязанью. Кого там. А с другой стороны, как посмотреть…

– Нет, не завел, – сказал он, оглядывая, наконец, себя, во что одел его Малинин.

Ненамного лучше, чем во дворе. Ну да оно и понятно: вытрезвитель. Форма соответствует содержанию.

Жена отсоединилась. И заговорила Валеркина жена, Лида. Строго напомнила про цветы и сказала с намеком, что Валерка знает про ремонт, про то, что Елагин пока у них, и позвонит послезавтра днем, узнать, как там дела. У их любезной квартиры как дела, мысленно добавил капитан. Куркули. Хотя, конечно, за возможность пожить тут – спасибо. Надо купить им цветы. К приезду. Такие же, в горшках. Красные какие-то. А то ведь удавятся.

Он допил чай. Вот ведь тоже вопрос: откуда Валерка узнал, что он у них живет?.. Видимо, соседи наблюдают, решил капитан, подумав. Двойной контроль.