Тут, правда, приходилось губки и бантиком, и чёрти как строить, но главное – никаких намёков, даже малейших, на возраст. И самому забыть, нет его и всё! Эту толстуху из Администрации Гриня как бы случайно назвал Ларисочкой Михайловной, тут же извинился, но при этом так отчаянно бросился поднимать с полу разлетевшиеся бумаги – которые сам же и столкнул – что пару раз дотронулся до её руки, колена, в общем, выглядел неуклюжим, но милым.

Слава богу, особых жертв не потребовалось, тем более, что просил он цех, а не офис, и не с правом выкупа, а так – в аренду лет на пять. Небольшие подарочки, но основное – не выходить из роли рассеянного артиста, которому просто не обойтись без мудрой покровительницы. Таким манером удалось компенсировать все затраты на ремонт, а потом получить льготу, так что за цех платили сущую безделицу.

Для юбилея «Ларисочки» Гриня подготовил особый номер, и, хотя скрывал от команды, что-то всё же просачивалось. Видели россыпь металлических полосок неизвестного назначения, слышали странную музыку и лязгающие звуки. После ночных «репетиций» он появлялся с ожогами на лице и руках, и Маша, нахмуренная, без слов доставала пантенол.

Накануне выступления она подошла к Грине и голосом, не допускающим возражений, велела немедленно посвятить её в подробности номера. Ссылалась на ответственность, которую лично она несёт за всё происходящее, на правило иметь напарника для страховки, но Гриня чувствовал, что дело не в этом. Она обижена, что без неё готовлю номер, догадался он. И в ту же секунду – она злится, что я не приударил за ней!

Болван! С первого дня понимал, что нравится ей, но так ни разу и не попытался… Ведь и она ему нравится, только прежний опыт с такими деловыми подсказывал: не лезь, обожжёшься. Но теперь-то он не боится обжечься… Тогда почему? Да потому что она – начальница, потому что он человек зависимый, а там, где зависимость, чувствам не место.

Не оглядываясь, Гриня направился к дверям, всем видом давая понять, что не намерен… а если будут настаивать, так вот он – выход. И так – чуть какая проблема – все идут к нему. Поэтому он имеет право… О своей незаменимости не думал, просто знал, что должен так поступать, что это единственно правильный путь, если он хочет добиться чего-то стоящего.

Проблемы вспомнились не зря. Они преследовали группу, вырастали из пустяка, заставляя перестраховываться там, где это вовсе не требовалось. Вот и в этот раз не обошлось без неожиданностей. Фаер-шоу должно было проходить в небольшом дворике позади ресторана. Но дворик оказался заставленным машинами жильцов дома, у которых ежедневный – вернее, еженощный – пьяный ресторанный дебош сидел в печёнках, а тут ещё велено было машины убрать, чтобы ненароком не повредило их огнём. Пошли звонки, и руководство ресторана категорически запретило выступление.

Тогда Гриня, никому ничего не сказав, добрался до ближайшей пожарной части, и вскоре внушительная красная машина подъехала к дверям ресторана, а он, стоя на ступеньке рядом с водителем, инструктировал пожарных на глазах директора, гостей, Маши. Присутствие официальных огнеборцев всех примирило. По двору с микрофоном расхаживал ведущий, приглашая жильцов дома наблюдать зрелище из окон, а заодно напоминая, что машины лучше бы от греха убрать на время. Что было немедленно выполнено без всякого протеста.

Гриня постоянно чувствовал на себе взгляд Маши, это злило его, отчего возникало желание всех «строить». Проводя последний инструктаж, он без нужды одёргивал и придирался, как бы показывая ей, что может командовать, а, значит, имеет с ней равные права. Артисты повиновались безропотно, для некоторых это было первое заказное выступление, и они принимали новые правила игры.