Честно сказать, дела у Грини последнее время шли не очень. Бои кунг-фу не пользовались спросом – публика предпочитала что-то более зрелищное и не напряжное. В кунг-фу необходимо знать правила, следить за игрой, а не просто попивать мартини, закусывая и переходя от столика к столику. Для корпоратива больше бы подошло фаер-шоу с его темпом, яркостью и показательным риском. Он вспомнил огненные танцы, которые видел на Радуге и пожалел, что не взял у ребят телефончик.

Надвинув капюшон куртки, Гриня прикидывал, куда бы ему податься. Стояла поздняя осень, снега ещё не было, в воздухе висела холодная морось, обволакивая паутиной, пробираясь в рукава, за шиворот. Он собрался было двинуть к остановке, но тут из дверей Администрации, на ходу застёгивая пальто, выскочила нахмуренная девушка и произнесла, как сплюнула: чёрт!

Гриня сразу узнал её – это была одна из танцовщиц того самого фаер-шоу с Радуги, о котором он минуту назад вспомнил. Ну, да, та самая коренастая шатенка, виртуозно крутившая огненные веера.

Надо же, всегда с ним это происходит! Необъяснимые совпадения, случайные встречи, которые всё резко меняют. Что бы он ни задумал, непременно вмешаются некие силы, как тогда, на станции Ланская. Испортят погоду, пустят наперерез толпу народа, закроют на технический перерыв – прямо у него под носом! – окошечко кассы. И вот, вместо того чтобы с группой поехать на выступление в Выборг, он оказался в посёлке Солнечное, где под непрерывным дождём гулял в обнимку с перезревшей и уже изрядно хмельной матроной, свалившейся на него – всё у того же закрытого окошечка кассы! – под видом заказчицы «чего-то крутого, в восточном стиле». Еле отвязался, да к тому же простыл и валялся одиноко, испытывая отвращение к этой бессмысленной череде обстоятельств, возникающих по чьему-то дурному сценарию.

Вот и теперь он подозревал, что огненная танцовщица, явившаяся из подъезда долбанной конторы – или из череды его воспоминаний? – затащит в свои расклады, нагрузит обязательствами. В ней чувствуется лидер. И хотя ему такие женщины нравятся, никогда ничего толком с ними не получалось: сплошное перетягивание каната.

Девушка стояла рядом, будто не замечая Гриню. Она, похоже, продолжала кому-то что-то доказывать, дёргала бровью и сопела. Лучше самому инициативу не проявлять, тем более, что подходить и начинать первому не в его правилах. С другой стороны, тупое молчание попахивает агрессией.

Гриня улыбнулся и нарочито-горестно выдохнул: да уж.

– Вам тоже отказали? – быстро взглянула на него девушка.

Гриня неопределённо пожал плечами.

– Вот, вечно у них так, – продолжала она, не глядя на него и роясь в сумочке, – для каких-нибудь торгашей всегда всё находится.

Она достала из пачки тонкую коричневую сигарету, поднесла огонёк зажигалки и, пустив струю дыма, продолжила:

– А нам, несущим культуру в массы, – кукиш с маслом.

Гриня вздохнул ещё тяжелее и повторил: да уж.

Девушка оглядела его с интересом.

– Тебе ведь тоже нужен зал?

– Да можно сказать и так, – согласился Гриня, мысленно отметив быстрый переход на «ты», потом взглянул ей в глаза и тут же вспомнил, что её зовут Маша.

Она тоже, видимо, почувствовала что-то знакомое и усердно задвигала бровями: так-так- так… ты кто, ты кто, ты кто? Гриня ещё раздумывал, надо ли светиться, старался поглубже надвинуть капюшон на лицо. Ведь проявил он себя тогда, в лагере хиппи, не блестяще. Прямо надо сказать – выглядел трусом. Сейчас он вспомнил, что именно она учила его правильно «заряжать» факел, а потом несколько раз подходила с советами.

Маша крутанулась на потёртой ступеньке крыльца и ступила на тротуар. Гриня не спеша двинулся за ней, но шёл на значительном расстоянии, пока она не подала ему знак – еле уловимый жест рукой. Он медлил, делая вид, что не замечает её предложения укрыться под зонтом, пока она не позвала его: