Весь марш занял всего пол дня. Покинув КПП погранцов рано утром, четыре «коробочки» пристроились в конце длинной колонны тыловой техники.

Множество КАМАзов и Уралов со снарядами, несколько топливозаправщиков и пара «Тигров» чуть скинув скорость промчались без остановки через шлагбаум. Колонна торопилась, явно где-то нахватало боеприпасов.

Сворачивая с дороги на опушку, четыре БТРа упёрлись в такой же полусгоревший бронетранспортёр, который явно сюда притащили недавно. Борта и десантное отделение облепили несколько технарей, орудовавших гаечными ключами и другим инструментарием. В стоявшие неподалеку ящики летели только что открученные части и детали. Движок уменьшался буквально на глазах: патрубки, ремни ГРМ, шестерни, бачки, болты, пробки, радиаторная сетка – всё это снималось почти моментально. Машина явно настолько сильно была повреждена, что стала донором для другой, менее повреждённой техники.

На броне виднелись сколы, царапины и рваные отверстия с подтёками застывшей стали по краям. На башенке стоял старенький радиоприёмничек, из которого играла незамысловатая музыка. Сами технари были будто измазаны толстым слоем дёгтя и присыпанные сверху песком. Форма и костюмы-технички лоснились от коричневых и чёрных блестящих пятен, покрывавших их с ног до головы. Шуточки и остроты так и сыпались.

Из динамика радио звучали гитарные запилы, здесь была своя атмосфера:

– …В направлении ветра развевается хвост,
Строго на солнце запилен нос.
Бодрость не теряя, несмотря на факт,
Что живём в России бесконечный лайфхак.
Говорила мать Емеле, ворча:
«Всё ловит щуку – получает леща».
Скатерть-самобранка, дай, что хочу —
Самогона банку и хлеба к борщу.
Как-то так, ребята… как-то так…

Лейтенант вылез из люка и позвал одного из технарей:

– Парни, это пункт техобслуживания N-ского полка?

Вытирая руки, к борту подошёл высокий, но какой-то одутловатый прапорщик в старом, почти вытертом до дыр танковом костюме, одетом на свитер. В каждой поре его мясистого носа и щеках засели крупинки грязи, а вокруг рта на складках залегли разводы от машинного масла. Единственным чистым местом на лице оставались глаза, которые, щурясь, изучающе рассматривали комвзвода. И зубы. Улыбнувшись, технарь обнажил ровные ряды белых зубов, которые странно выделялись на закопчённом лице:

– Ну, есть такое. Чего хотели?

Комвзвода соскочил на землю и, не обращая внимания на грязные замасленные ладони, пожав руку прапорщику, произнёс:

– Мы – пополнение, четыре машины, на позиции полка. На границе и на инструктаже. Сказали сначала к вам.

Послышался далёкий свистящий звук. Офицер, втянув голову, присел, а технарь, всё так же улыбаясь, даже и не думая пригнуться, отметил:

– Недолёт, не шугайся, лейтенант. Это одиночный, далёкий, причем наш. Арта иногда кидает снаряды в белый свет как в копеечку. Нам тут, кроме «Точки» или другой ракеты от ворожины, бояться нечего. Мы в километрах двадцати в тылу. Загоняй свою тачки вон туда, под деревья. Там тебе скажут, что делать… Объезжайте справа… Будем знакомы? Я – Саня, позывной – «Чужой»… Я скоро подойду до тебя, но будешь искать, по позывному спрашивай. Тебя, кстати, как?

Прозвучал взрыв где-то вдалеке.

Комвзвода кивнул и задумался. Позывной он себе ещё не придумывал. Да и не хотелось ничего вычурного. Покопавшись в памяти, он вспомнил, что на учениях, на четвёртом курсе, ему назначили позывной Филин: слишком умничал на лекциях. Преподаватели над ним решили подшутить. Как сказал начальник кафедры огневой подготовки: «Филин – птица гордая и умная, но иногда дурная. Так что не зазнавайся…».