Лейтенант ответил:

– Филин. Пусть будет Фил…

Чужой, повернувшись, пошёл обратно к донору и через плечо кинул:

– Ну, давай, птица, загоняй свои «коробочки» и побыстрее, нечего здесь маячить на открытой опушке…

Пока они разговаривали, песня проиграла и началась новая:

Махнув рукой, он пошёл пешком выбирать место. БТР на первой передаче очень неторопливо двинулись за ним.

Пока он выбирал места под деревьями, стараясь расположить технику, чтобы её не было видно с воздуха, перебирал в голове всё прошедшее утро.

От границы они доехали все таки быстро, на часах было уже обеденное время. Саму ленточку проскочили за колонной, как и обещал капитан военной полиции – моментально.

По всему пути, вдоль дороги попадалась места боев, с подбитой техникой, стоявшей по обочинам уже не первый год. Во многих местах почерневшая от дождя и туманов, с изъеденными листами брони. Несколько городков и пара блокпостов, вот и все что их небольшой отрядик пересек.

Вокруг витал запах войны, запах сгоревшего масла, жжёной резины, выхлопных газов, металла и пороха. Поля были не убраны, везде зияли воронки и обугленные пеньки от сгоревших лесополос. БТРы, БМП, танки, обожжённые остовы грузовиков и более мелкий транспорт появлялись то одиночно, то небольшими группами. Некоторые уже покрылись толстым слоем ярко-бурой ржавчины, под иными были небольшие кучки иссиня-антрацитовой крошки и пепла, оставшегося от резиновых колёс, попавших под воздействие высоких температур.

Если присмотреться, можно было заметить личные вещи экипажей техники: порванные или обгоревшие рюкзаки, оплавленные спальники, обрывки формы, куски кевлара и гильзы.

На местах боёв было много гильз, они засыпали всё вокруг остовов и проржавелых корпусов. Гильзы всевозможных размеров: большие с ладонь, блекло блестящие на редких лучах осеннего солнца от автоматической пушки-тридцатки, медно-алюминиевые колбочки, поменьше – пулемётные и автоматные, покрытые зелёным лаком, с бороздками и вмятинами от прихвата затвором, совсем незаметные кольца, оставленные после метания гранат. Среди гильз, словно ползущие змеи, валялись чёрные промасленные куски лент под патрон 7.62 и смятые, деформированные пулемётные короба. Разбитые остатки корпусов радиостанций и пробитые пластины бронежилетов. Какие-то обрывки листов и документов. Крови не было видно, кровь смыли осенние дожди. А всё более или менее ценное затрофеили бойцы или утянули редкие в этих краях гражданские.

Сейчас уже было не понятно, чья эта техника, чьи вещи, чьи дырявые бронежилеты и обгоревшие рюкзаки с пробитыми кевларовыми шлемами валяются вдоль дорог и вокруг сгоревших скелетов техники. Они выцвели, слой пыли и грязи въелся, от дождей и влаги материал стал гнить, железо коррозировало, порыжело.

Природа умирала. В городках и посёлках остался ещё хоть какой-то цвет: листья на деревьях покраснели и пожелтели, трава пожухла. Но чем ближе был фронт, тем меньше было цветов. Все становилось серое или тёмно-коричневое. Таким же было матово-серое небо с редкими облаками. Во многих местах на горизонте и вблизи по посадкам чадил дым. Тяжёлый, вонючий, плотный и объёмный, словно сфотографированный с наложением зернистого фильтра. Эти столбы дыма иногда прибивал дождь или разрывали сильные порывы ветра. Но то, что порождало смог, продолжало гореть, и вскоре дым опять собирался в плотные клубы.