– Скажи, чтобы он поехал в Иу. Там есть чайный мастер, очень пожилой, он помнит старые способы обработки. А за листьями пусть отправляется в Лаобаньчжан. Там деревья древние…

– Заткнись, женщина! – А-ба прервал ее. – Пусть покупает листья у нас. У Третьего сына есть старые деревья, а мы можем ходить в горы и собирать листья там. А еще…

– Молчи! – А-ма резко обернулась.

– У нас есть роща Девочки. Она на что-то да сгодится…

Глаза А-ма вспыхивают.

– Ни за что!

Акха так редко сердятся, что А-ба и другие мужчины в недоумении, но чужак понимает: он что-то раскопал, даже если не знает, что именно.

– Сколько вы сейчас получаете за килограмм свежих листьев? – спрашивает он.

Я не перевожу для мужчин, но начинаю с гораздо более высокой суммы, чем на самом деле.

– Шестнадцать юаней за килограмм. – Это в четыре раза больше, чем мы зарабатываем в центре сбора чая, – непомерная сумма, если вспомнить, что каждый из нас может собрать от десяти до двадцати килограммов листьев в день.

– Я заплачу… – Он всматривается в меня очень внимательно. – Двадцать юаней за килограмм идеальных листьев со старых деревьев.

Даже больше, чем я просила! Почему он так поступил? Господин Хуан стучит костяшками пальцев по полу. Хочет попросить еще чая или нетерпеливо ждет ответа?

– За эту цену я куплю все ваши листья для производства пуэра! – напирает он. – Вместе мы спасем пуэр от исчезновения!

Я снова послушно перевожу.

– Наша деревня поможет вам, – заверяет староста.

Я повторяю его слова на путунхуа. Мальчик хлопает в ладоши. А-ма стремительно выходит из комнаты. Я остаюсь: чужаку и старейшинам нужно обсудить условия. Господин Хуан отправится в Иу и поищет чайного мастера, о котором говорила А-ма. Он также прочешет горы и даже съездит в Лаобаньчжан, чтобы найти других крестьян, у которых есть чайные деревья. Он будет возвращаться к нам каждый день и проверять, как идет сбор. Он также хочет, чтобы мы пили чай из листьев диких деревьев, проверяя, не ядовиты ли они и не проявляется ли неприятный привкус из-за их соседства с прочими растениями. Не знаю, понимает ли чужак, о чем просит и насколько это опасно, но А-ба и остальные уверены, что риск того стоит.

Мы провожаем господина Хуана и его сына до врат духов. Как только лес поглощает грохот их автомобиля, мы возвращаемся в деревню. А-ма ждет меня на вершине лестницы, ведущей в женскую часть дома.

– Ты должна держаться подальше от этого чужака! – в приказном тоне заявляет она. – Я запрещаю тебе встречаться с ним снова!

– Как я это сделаю, А-ма? А-ба и все мужчины в деревне будут настаивать на моем участии в сделке. Я единственная, кто может это сделать.

А-ма сжимает кулаки и больше не произносит ни слова.

В одночасье жизнь в деревне меняется, привычный уклад уходит на второй план. Да, мы по-прежнему рано встаем и отправляемся в горы, но направляемся не к чайным плантациям или заросшим садам, а рыщем по склонам, ползая, будто муравьи, по камням сквозь подлесок, в поисках диких чайных деревьев. Я вижу, как даже очень пожилые люди уверенно перебираются с ветки на ветку – именно так А-ма показывала мне, как забираться на материнское дерево, чтобы ухаживать за ним и собирать самые свежие почки.

Должно быть, кто-то рассказал господину Хуану о моей роще или об особом чае А-ма, потому что не проходит и дня, чтобы он не спросил: «Когда вы собираетесь отвести меня к вашим чайным деревьям, юная леди?», или «Я слышал, ваши деревья самые старые», или «Люди говорят, ваша мать изготавливает лучшие лекарства на горе. Из чего они? Из листьев с ваших деревьев?». А-ма не позволяет мне принести чужаку ни одного листочка.