По этой причине некоторые называют Праздник качелей женским Новым годом, ведь он может стать для нас началом новой жизни. В этом году мне исполнилось шестнадцать лет, и теперь женщины моей семьи собрались, чтобы помочь мне впервые надеть взрослый головной убор.

– Когда тебе исполнилось двенадцать, ты сменила детскую шапочку на простой платок, – начинает А-ма. – Через два года пришла пора повязать на талию пояс из бисера, он свисал, не позволяя юбке взлетать.

Она машет рукой Третьей невестке, которая протягивает мне головной убор. Он украшен куриными перьями, оторочкой из обезьяньего меха, разноцветными шерстяными помпонами, а также серебряными монетами, шариками и подвесками, которые А-ма и другие дарили мне на протяжении многих лет.

– Усилия, которые ты вложила в создание своего головного убора, покажут твоему будущему избраннику и его семье твою скрупулезность, готовность к тяжелой работе и знание истории миграции акха – через вышитые символы, – вещает Третья невестка, гордясь своими наставлениями. – А еще продемонстрирует твою восприимчивость к прекрасному, которую ты передашь своей дочери, если она у тебя появится.

Она передает головной убор А-ма, и та аккуратно закрепляет его на моих волосах. Пока пятикилограммовый головной убор лежал на коленях, он казался гораздо легче, чем на голове, и шея слегка сгибается.

– Теперь ты получила дар женственности, – говорит А-ма.

Невестки улыбаются, а племянницы завистливо посматривают на меня. В зеркале я вижу худенькую, но симпатичную девушку. У меня большие глаза, цветом и формой напоминающие листья. Нос у меня изящный, не такой, как у ханек. Мои щеки зарумянились от солнца и горного воздуха. Я определенно готова к браку. Как бы мне хотелось сейчас же рвануть на улицу и посмотреть, пришел ли мальчик, в которого я втайне влюблена, но церемония еще не закончилась.

– Как ты и обещала, ты выполняешь все свои обязанности, – продолжает А-ма. – Каждое утро молотишь рис под домом. Таскаешь воду. В сезон сбора чая трудишься так же усердно, как и твои братья…

Она умолкает. Специально, чтобы я вспомнила все то время, которое мы провели в доставшейся мне по наследству бесполезной роще, ухаживая за материнским и сестринским деревьями. Но я думаю о том, как выполняла учебные задания, порой прибегая к помощи учителя Чжана, как научилась никогда не говорить с родными о том, чему меня научили в школе. Я совершила эту ошибку в самом начале, когда рассказал А-ма и А-ба, что лунное затмение происходит не из-за того, что дух собаки проглатывает луну, и что Бирма теперь называется Мьянмой.

– Теперь ты умеешь готовить снадобья, – говорит Старшая невестка. – Ты дала моей дочери чайные листья, она прикладывала их к прыщам, чтобы те быстрее исчезли.

– А мне ты дала чайные листья, чтобы уменьшить круги под глазами, – подхватывает Вторая невестка. – А еще мужу помог дикий табак, который ты велела жевать от зубной боли, и теперь он использует липкий осадок, оставшийся в его трубке, чтобы убивать по твоему совету пиявок.

– Ты умеешь рассчитывать дозы опиума умирающим! – восхищается Третья невестка. – И даже научилась извлекать содержимое желудка дикобраза, чтобы сварить снадобье и помочь тем, кто страдает от неукротимой рвоты.

А-ма поднимает руку, заставляя их замолчать.

– Самое главное – ты научилась принимать роды!

Это правда. Когда молодая мать в деревне Бамбуковый Лес произвела на свет мертворожденное дитя, я проследила, чтобы его погребли в лесу. На следующий год все повторилось. Считается, что это вернулся первый ребенок. Я велела отцу бросить трупик в реку, чтобы положить конец этим возвращениям. На следующий год у той пары родился здоровенький мальчик. В других деревнях я трижды становилась свидетельницей того, как человеческие отбросы появлялись на свет и покидали этот мир. У одного голова была в два раза больше, чем нужно, второй родился слишком маленьким, третий же имел особые черты лица, которые, по словам А-ма, говорили, что он вырастет идиотом.