– Вот Тибет, – наконец произносит она. – Тысячу лет назад, может, и меньше акха устали от холода…

Эту историю мы слышали от старшего поколения. Наши предки спасались от холода.

– Акха… простите… хани… – Мальчишки хихикают над ее оговоркой. – …Спустились с Тибетского нагорья. Некоторые поселились в Бирме. Некоторые в Таиланде. Еще в Лаосе. – Ее палец скользит от страны к стране, пока наконец не останавливается на красном крестике. – А некоторые перебрались сюда, в префектуру Сишуанбаньна…

– Входит ли Наньно в список шести великих чайных гор Юньнани?

– Нет, учитель Чжан. Шесть великих гор – это Маньса, Ибан, Юлэ, Гэдэн, Манчжи и Маньчжуань, которые высятся на восточном берегу реки Ланьцан. А вот здесь, на западном берегу реки, находятся шесть вторых по величине чайных гор: Хэкай, Баньчжан, Бада, Мэнсун, Цзинмай и наша Наньно. В нашей префектуре есть и менее известные горы, где растет чай.

Когда Цытэ возвращается на нашу циновку, я сжимаю ее руку, гордясь подругой.

– Я сделала это, – шепчет она. – Я справилась даже лучше, чем если бы он вызвал к доске тебя.

Ее замечание больно жалит, и я отстраняюсь. Неужели она не понимает, что мне тоже грустно и я нуждаюсь в ее участии?

Конечно, учитель Чжан все видел и слышал.

– Да, Цытэ, ты очень умна для акха, – говорит он, называя ее настоящим именем.

Это плохой знак, потому что он считает всех в нашей провинции безмозглыми, а Цытэ только что доказала, что это не так.

– Весь мир знает, что акха – мишень для шуток. Даже представителей хани высмеивают как «ту». – Это слово из путунхуа, оно известно всем, включая самых маленьких детей. На путунхуа «ту» означает «земля», поэтому нас считают грязными и отсталыми. Учитель Чжан продолжает: – Именно сюда в прошлые века ссылали поэтов и ученых. – А еще сюда отправляли во время «культурной революции» художников, учителей и студентов, таких, как он. – Если всего этого недостаточно, то близость к Бирме усугубляет ситуацию, у акха дурная репутация из-за выращивания опиума и контрабанды наркотиков.

Я оглядываю комнату и вижу, как старшие мальчики закатывают глаза. Такие люди, как учитель Чжан, не понимают нас, как не могут понять нас дай, буланы или любое другое меньшинство, не говоря уже о ханьцах, национальном большинстве. Да, мы выращиваем опиум, да, А-ма использует его в своих лекарствах, но это не то же самое, что контрабанда наркотиков.

– Ни одно из горных племен не любит акха, – продолжает учитель Чжан. – Вы глупые и жестокие. Цытэ хочет доказать обратное.

Учителя Чжана трудно выдержать, когда он в таком состоянии, и я задаюсь вопросом, не произошло ли что-то более личное, что подтолкнуло его к подобной жестокости, вряд ли причиной могли стать сплетни о семье Цытэ и мое поведение в хижине молодоженов. Неужели отклонили очередное прошение о возвращении в родной дом? Или он узнал, что его жена, с которой он давно развелся, снова вышла замуж? Или дело в дожде, который не прекращается вот уже несколько недель, и все вокруг пропахло плесенью, а уши устали от шума неумолимого ливня, безостановочно стучащего по соломенным крышам и шуршащего листвой лесных деревьев.

Все утро учитель Чжан гоняет нас по карте, и на какое-то время я отвлекаюсь от своих переживаний.

– Да! – хором кричим мы. – Мы живем на тропике Рака. – А потом: – Да! Река Ланьцан течет из Тибета!

Река течет через наши горы, меняет свое название на Меконг в той точке, где граничат Китай, Лаос и Бирма, а затем продолжает свой путь через Таиланд, Камбоджу и Вьетнам и в итоге впадает в Южно-Китайское море.

– Да! Ее называют Восточным Дунаем!