Наступает обеденный перерыв. Другие дети бегут под дождем к навесу, но Цытэ берет меня за руку и задерживает под козырьком, защищающим вход в класс.

– Что теперь будет с моей семьей? – спрашивает она, рассматривая унылый пейзаж. – Как мы оправимся после этого? А мой брат…

Мне жаль ее, и я хочу ее утешить, но это сложнее, чем я думала. Ее головной убор богаче моего. Ее родня владеет собственными овощными и опиумными полями. Ее клан по-прежнему живет лучше, чем любой другой в деревне. Несмотря на эти противные мыслишки, она все еще моя подруга, и я пытаюсь выразить ей сочувствие.

– Нам всем будет не хватать твоего брата и его жены.

Она поджимает губы, пытаясь совладать со своими эмоциями.

Наконец она бормочет:

– Не говори больше ничего. Слишком больно.

Затем она второй раз за сегодня отпускает мою руку, выходит под дождь и присоединяется к остальным детям под навесом. Я думаю, каково это – ты вся из себя такая гордая, а потом у тебя отбирают имущество, репутацию и статус.

Я возвращаюсь в класс, чтобы поговорить с учителем Чжаном.

– Я слышал, тебе тяжело пришлось, – говорит он очень мягко, когда я приближаюсь. – Ваши традиции порой очень суровы.

Меня поражает проявленное сочувствие, учитывая то, как он обошелся с Цытэ.

Так же поразительно звучит и мой ответ.

– Спасибо за понимание.

– Старательно учись, и сможешь поступить в среднюю школу и даже пройти дальше. Тебе не обязательно оставаться здесь до конца жизни.

Я слышала, что кроме начальной школы есть еще две ступени. Из наших деревень никто не сдал экзамен, чтобы попасть в среднюю школу, так что эта мысль кажется мне абсурдной, так же как трудно представить, что Чжану когда-нибудь разрешат уехать из этих мест.

– Так чего ты хочешь? – спрашивает он, когда я ничего не отвечаю.

Я лезу в карман и достаю небольшой кусок ткани, перевязанный полоской сушеной кукурузной шелухи. Внутри щепотка чая из листьев последнего сорта. А-ма нравится, когда я передаю учителю Чжану немного этого чая по двум причинам. Во-первых, он грустный и одинокий человек. Во-вторых, я должна проявлять уважение. И, вероятно, это просто фантазии, но сегодня я бы упомянула еще одну причину: отвлечь учителя от Цытэ, дать ей больше времени справиться с потерями в семье.

Во второй половине дня я вижу, как те самые листья плавают в большой стеклянной банке, из которой он пьет чай.

Каждые двенадцать дней цикл начинается заново с дня Овцы в честь бога, давшего начало Вселенной. Никто не работает, а школа закрыта. А-ма ждет, пока мои племянники и племянницы усядутся, а их матери начнут прясть, прежде чем сказать мне:

– Идем. Плащ надень.

Я боюсь того, чего она от меня хочет, но киваю и выхожу за ней под дождь. Мы быстро проходим через врата духов и оставляем нашу деревню позади. Она шагает уверенно и быстро, даже по скользкой грязи, и мне приходится прилагать усилия, чтобы не отстать от нее. Мы поднимаемся по дороге, которая в конце концов приведет к чайным плантациям моих братьев, но не сворачиваем на тропинки, ведущие к ним. Стук дождя по плащу словно усиливает спокойную решимость А-ма. Она молча переходит через тропинку, ведущую к пункту приема чая. Мы попадаем в облака. Все становится призрачно-серым. Тропинка все сильнее сужается. Мы вторглись в область духов. Я рада, что иду с А-ма, потому что она всегда защитит меня и позаботится о том, чтобы я нашла дорогу домой. Мне невыносимо думать о том, что может случиться, если мы разлучимся. И тут мне в голову приходит пугающая мысль. Неужели А-ма планирует оставить меня здесь? Возможно, я настолько разочаровала ее. Но все же мы поднимаемся.