– Он‑то уже, поди, посинел. Хочешь составить компанию? – поправив редкие усы, опущенные для солидности, да и для сходства с кумиром, прогоготал лейтенант.

«Зря поправляешь усы. Поправлять‑то, собственно, нечего», – зло подумали моряки, сочувственно глядя на бледную Крис.

Усы и правда так себе. Несмотря на страстное желание лейтенанта Сварта Тансона быть похожим на подполковника, они никак не хотели расти, а пробивались едва заметной порослью с проплешинами то тут, то там. За это их обладатель получил обидное прозвище «Плешак».

Вспомнив об этом, Сварт одернул руку и с неприкрытой злобой добавил:

– Не дури. Спускайся.

– И правда. Иди, – тихо пробормотал пожилой моряк.

Его широкая улыбка, так лихо разогнавшая морщины с утра после удачного улова, теперь погасла. Сразу стало понятно, что он уже очень стар. Нахмуренные густые брови, почти закрывшие глаза, не смогли спрятать одинокую слезинку, быстро скатившуюся по дряблой, заветренной морем и солнцем щеке.

– Твоего друга уже не спасти. И ты, если прыгнешь, замерзнешь, – печально закончил он.

Чувствуя, как дрожат ноги, ставшие ватными и непослушными, как у набивной куклы, Крис крепко вцепилась руками в шаткие перила сходней. Словно услышав ее страх и тоску, старые доски отозвались протяжным скрипом, царапнув сердца моряков, беспомощно наблюдавших за гвардейцами. Если от полицейских еще и можно сбежать, то от королевской гвардии никогда. Ведь во главе ее стоял Лютый Усач.

– Шевели ногами, – рявкнул Валькель.

– И побыстрее, – тут же угодливо подхватил Плешак.

Подполковник бросил на помощника недобрый взгляд, из-за чего тот невольно втянул шею в плечи.

Когда Крис остался всего лишь один шаг до того, чтобы ступить на пристань, Плешак не выдержал, сорвался с места и дернул ее за руку. Крис оступилась, упала на доски, занозив ладони. Но, невзирая на боль, тут же вскочила, шарахнувшись от собак, щелкнувших зубами в паре миллиметров от ее лица. Смертельно побледнев, она выпрямилась и протянула вперед руки.

– Вяжите уже… побыстрее… нелюди, – сквозь зубы процедила девочка, пытаясь за грубыми словами спрятать страх.

– Много чести, – хмыкнул Усач. – Милейшие помощники с тобой и так справятся, – и лениво кивнул устрашающего вида гвардейцу, державшему собак.

– Взять! – радостно оскалился тот.

Жуткая улыбка, растянувшаяся от уха до уха, обнажила гнилые зубы, из-за чего даже подполковник брезгливо поморщился.

Собаки бросились к Крис, мгновенно повалив на землю. Она почувствовала, как правую щиколотку словно опустили в кипяток. Вслед за жаром, охватившим уже всю ногу, пришла боль.

– Загрызут же! – не выдержала молодая кухарка, прижав ладонь ко рту.

– Что вы делаете? Ироды! Отпустите мальчонку! – пророкотал бас сапожника.

– Кровь! Там уже кровь!

Толпа, заполонившая пристань, заволновалась. Гвардейцы и полицейские, глядя на них, демонстративно вскинули винтовки.

Плешак при виде крови как‑то сразу побледнел и потерял значительную часть бравого вида. Не выдержав, он осторожно тронул подполковника за рукав.

– Отставить, – лениво обронил Усач, с удовлетворением глядя на визжащую, катающуюся по пристани Крис.

– Фу! – тут же заорал гвардеец, оттаскивая собак.

Люди, вытянув шеи, не скрывали слез, глядя на изломанную фигурку.

Поняв, что пленник не собирается вставать, Валькель одной рукой схватил Крис за шиворот. Легко поднял, хорошо тряхнул, отчего та пришла в себя и застонала. Невзирая на это, Усач волоком потащил ее к телеге, где мальчишки помладше уже не пытались держаться. Они ревели во все горло, оглашая притихшую пристань горестными воплями. Сцена с собаками напугала их до полусмерти. Икая и вытирая слезы вперемешку со слюнями, они завывали на все лады. Старшие молчали и сидели нахохлившись, лишь бросая исподлобья на выстроившихся перед подполковником гвардейцев колючие взгляды, полные ненависти. Рыбаки же и зеваки, собравшиеся на пристани, глядя на худосочные спины пленников, обтянутые ветхими куртками, лишь горестно вздыхали, шепотом жалуясь на жестокие законы.