Лизет не отходила от отца, утешая и стараясь всем, чем можно было облегчить его страдания, но он уже кашлял кровью, а дыхание его стало совсем тяжёлым и хриплым. Кое-как он написал записку, которую отправили его знакомому, Осипу Михайлову, с которым их когда-то связывали некоторые дела. Он просил его приехать и помочь разобраться с делами и написать кредиторам от его имени. Пётр Петрович боялся, что они будут беспокоить дочь, и он хотел ещё и поэтому вопросу переговорить с Осипом. Может, он найдёт достойного жениха для его Лизы? Ведь, вероятно, придётся продать поместье, и они останутся совсем без средств к существованию, так что надобно устроить судьбу дочери, пока он жив. Пусть жених будет и стар, но достаточно обеспечен и с широтой взглядов, чтобы жениться на образованной и миловидной бесприданнице.

Это он и сказал Михайлову, когда тот сидел на стуле возле его кровати. У того не было особого желания помогать и вникать во все его печали, но увидев Лизу, его поразила её печальная красота, её молчаливость и кроткая покорность, с которой она ухаживала за отцом. У него самого была дочь, и он вдруг представил, что было бы с ней, если бы он преставился. Он обещал приняться за дела на следующий же день и отбыл, отказавшись от обеда, прекрасно осознавая, что обедать у них нечем.

Вечером Пётр Пётрович впал в забытьё, спешно послали за врачом, но было уже слишком поздно. Доктор принимал роды, и, взяв за правило навещать умирающих в последнюю очередь, приехал к Изюмским только через три часа. Он нашёл Лизет рядом с отцом, который уже не дышал.

Она подняла большие глаза на доктора с вопросом:

– Что же теперь будет?

Но он не смог ответить, и вряд ли кто бы смог в тот момент.

Через неделю после похорон, когда Лизет сидела одна в гостиной и высчитывала, сколько продуктов и как нужно распределить на неделю, зашёл Михайлов, и она взглянула на него в надежде, что он нашёл выход из бедственного положения. Но всё было прямо противоположно. Он очень долго разбирался с бумагами её отца и пришёл к выводу, что тянуть больше нельзя, как можно скорее нужно рассчитаться с долгами.

– Как же это сделать? – тихо спросила девушка.

Михайлов сел рядом с ней.

– Надобно всё продать – это единственный для вас вариант.

Она удивилась:

– Что можно продать, коли ничего уже не осталось?

– У вас есть ещё поместье; я уже узнал, сколько можно выручить за него, скоро лето и народ потянется из города, надо продавать быстрее, пока есть спрос. Денег хватит, чтобы только погасить долги и проценты, вам не достанется ничего, к сожалению. – Он с сочувствием посмотрел на неё. – Вам нужно как-то решать свою судьбу. Вы думали о месте гувернантки?

– Нет…Это так необходимо?

– Тогда, возможно, у вас найдутся родственники, которые согласятся вас приютить. В общем, подумайте. И если вы дадите согласие на продажу поместья, то я сразу же напишу кредиторам, что деньги у них скоро будут, и они ещё дадут вам отсрочку. У вас будет время, чтобы найти другое жильё.

“Другое жильё?” – она обвела взглядом комнату, в которой осталось мало мебели и где даже в самую студёную погоду уже давно не топили камин. Её сердце сжалось в предчувствии новых бед.

– А как же дом?

– Дом заложен, как вы знаете, его у вас и так заберут. Я сожалею…

Он поднялся.

– Так что насчёт поместья?

– Что ж…Если вы найдёте покупателя, то я буду вам очень благодарна. Не знаю, что бы я без вас делала… – сказала она совсем уж тихо, так что Михайлов и не слышал конец фразы. Он откланялся, и когда его шаги стихли за дверью, она, устало сложив руки на столе, уткнулась в них лицом, сломленная под тяжестью горькой печали и бессилия.