– Пожалуйста, будь осторожна, – наконец проговорила я.

– Не волнуйся, Джаханара. И за свое будущее не беспокойся. Однажды ты найдешь того, кто заставит тебя трепетать от блаженства.

– Вряд ли, – с грустью произнесла я.

Ладли поднялась, стараясь не наступить на огромную гусеницу.

– Угощение для твоей жабы, – сказала она, убирая гусеницу у нас из-под наших ног.

– Он съест. Всегда что-нибудь жует, рот не закрывается.

– Так отнеси ему. Подмешай в карри. Сожрет и не подавится.

Я улыбнулась при этой мысли. Мне хотелось еще побыть с подругой, пошутить с ней, поговорить, но нужно было возвращаться домой. Мы обнялись и направились к кухне.

Мне тогда и в голову не могло прийти, что Ладли окажется права и я в самом деле найду свою любовь. Ибо мужчина, чье лицо я буду лелеять, чья душа пленит мою душу, работал в стенах Красного форта.

Только в конце лета мне наконец-то удалось повидаться с родными. Наша армия одержала на юге грандиозную победу, и колонны пеших воинов и конников возвращались в Агру под звуки фанфар. Толпы хиндустанцев стояли вдоль пыльной дороги и рукоплескали победителям; со стен Красного форта палили пушки. В плен были взяты сотни вражеских солдат, и эти несчастные, прикованные цепями один к другому, шли впереди процессии. С деканцев сняли доспехи, и их тела прикрывали лишь набедренные повязки. В основном это были мускулистые мужчины, которые как рабы будут дорого стоить.

С того места возле дороги, где мы стояли, Кхондамир с интересом рассматривал пленников. Завтра еще до начала торгов он явится в императорский лагерь для заключенных. Один из слуг шепнул мне, что у моего мужа существует договоренность с кем-то из военных и потому он всегда покупает самых крепких мужчин.

– Жалкие существа, да? – Кхондамир, грызя фисташки, искоса взглянул на меня. Мой тучный муж сидел на красивом жеребце, а я, как всегда, – на своей дряхлой лошади. И все же я была рада, что поехала с ним, хотя Кхондамир просто хотел мной похвастаться. Он настоял, чтобы в честь победителей я надела свой лучший наряд и украшения.

– У пленников изможденный вид, – заметила я. Мне было жаль вражеских солдат, хоть они и воевали против нас. Они были все в крови и шли понурив голову. На удушающей полуденной жаре их тела блестели от пота.

– Погоди, когда эти трусы поработают с месяц на моих рудниках, они еще пожалеют, что не погибли в бою.

Это сказал мой муж, который ни разу не сражался в бою, подумала я, а вслух предположила:

– Возможно, их застали врасплох.

– На войне врасплох не застают, женщина. Видишь врага. Нападаешь на него. И убиваешь. Хотя откуда тебе это знать? Ты только в деревьях разбираешься.

Я не стала отвечать. Вместо этого устремила взгляд на процессию, высматривая своих родных. Почти на всех воинах в колонне были шлемы, да и лицо каждого из них было покрыто копотью, поэтому разглядеть кого-то из знакомых было непросто. За пленниками двигался нескончаемый поток пехотинцев. Следом шли боевые слоны, сотни слонов. Они тащили пушки и телеги с трофеями, мешками с зерном и ранеными. На шее каждого слона сидел тщедушный человечек – махаут[14]. В руке он держал палку с крюком на конце, которым он цеплял слона за уши, так управляя животным.

В какой-то миг я с испугом подумала, что пропустила родных, но потом увидела царские знамена, возвещающие о присутствии императора. Барабаня пальцами по седлу, я с нетерпением ждала приближения отца. Он, как всегда, возвращался с войны верхом на одном из наших самых крупных боевых слонов, которые обычно, помимо махаута, несли на себе еще и помост. Отец восседал на подушках под богато украшенным зонтом. К ноге его был прислонен инкрустированный золотом мушкет.