Однажды он даже ударил меня – наотмашь, тыльной частью руки – и рассек мне губу. Рассердился на то, что я не отвечаю на его «ласки». Нагая, я лежала на тигровой шкуре и дрожала, а Кхондамир крикнул слуге, чтобы тот ехал в Красный форт и привез оттуда искусную куртизанку. После мой муж заставил меня смотреть, как они совокупляются, и потребовал, чтобы в будущем я превзошла распутницу в бесстыдстве.

Вот тогда-то во мне и проснулась ненависть. Другие чувства я хорошо понимала. Я боялась Аурангзеба. Я любила отца и преклонялась перед мамой. Нищих я жалела, детям завидовала. Но чувство ненависти до сих пор мне не было знакомо, и я не хотела его познавать. Однако в ту ночь, когда я обливалась кровью, плакала и ненавидела, у меня впервые возникла мысль о том, чтобы сбежать от этого чудовища или, еще лучше, положить в его рис яд. Мир бы не опустел с его кончиной.

В те дни мне ужасно не хватало моих родных. Родители присылали мне письма и подарки, но они вместе с моими братьями вели военную кампанию на юге. Дара писал об Аурангзебе, что тот не стал прятаться в шатре отца, а отправился на поле боя вместе с нашими солдатами и отличился в сражении. Там он первый раз убил человека.

Война меня мало интересовала, но я с удовольствием поехала бы на юг с отцом, матерью и братьями – посмотрела бы на новые земли, послушала бы, как спорят офицеры. Такая судьба была куда желаннее, чем прозябание в доме Кхондамира, где прислуживали унылые слуги и почти не было книг.

Проходили дни, недели, и я стала бояться, что моя жизнь никогда не изменится. Днем я глубоко прятала свои страдания и только в темноте ночи разрешала себе предаться горю. Мама ни одному мужчине не позволяла управлять ее чувствами и надеялась, что я буду такой же сильной. Поэтому я боролась со слезами. Терпела, пока Аллах наконец-то не решил отпустить меня на волю.

Тот день, когда я в первый раз вкусила свободы, начался как обычно. Мы с Кхондамиром завтракали на террасе – пили молоко, чистили мелкие апельсины. Шерстяной ковер под нашими ногами был сильно потерт и запятнан.

Набравшись смелости, я спросила мужа, не позволит ли он мне покататься на одной из его лошадей.

– Ты? – Он хмыкнул. Для мужчины, обладающего тучным телосложением, голос у него был неестественно визгливый. – На лошади?

– Я всегда...

– А голой не хочешь прокатиться? – Должно быть, эта картина его позабавила, потому что он раздвинул в самодовольной ухмылке свои толстые губы, так что кусочки апельсина вывалились из его рта.

Я уже привыкла к грубым шуткам мужа и пропустила мимо ушей его грубый вопрос.

– Мой господин, я давно не видела своих друзей, вот уже несколько недель.

– Ну и что? Недели? Месяцы? Что с того? С какой стати я должен думать о твоих друзьях?

– Потому что я твоя жена.

Кхондамир рыгнул, его толстые щеки затряслись.

– Ты плаксивая девчонка. Ни больше. Ни меньше. Лучше бы пошла и занялась чем-нибудь полезным.

– А ты бы лучше... – Я осеклась. Страшно было подумать, что Кхондамир сделает со мной, если я предложу ему броситься со скалы. – Ты бы дал мне задание.

– Ладно. Приготовь мне обед.

Я проглотила сердитую реплику. Значит, вот как мужья думают о своих женах? Что мы способны только варить им рис? Допив молоко, я вздохнула и огляделась. Кхондамир владел серебряными рудниками и был богатым человеком, но на слуг, вне сомнения, денег жалел. Крыша его дома требовала ремонта, сорняки душили его сад, лошади были тощие, а стены из песчаника, которыми были обнесены его владения, потрескались, местами в них были дыры. Интересно, где он прячет свои рупии и золото?