Что же толкнуло его, Майера, уничтожить непричастную в действительности к убийству Мюллера «Эсмеральду»? Был один-единственный толчок к действию, неоправданный и абсолютно немотивированный: вечером он видел, как садилась в машину Мюллера очаровательная фрейлейн Бергер. И если она прибегла к оружию для самозащиты… Вот он, Вилли, и пытался отвести от нее подозрение. А впрочем, стоило ли вообще подозревать ее? Разве он один обратил внимание на приставанье Мюллера? И разве она сама первой не сообщила Хейнишу о своей вечерней встрече с Мюллером? Правда, если исходить из ее слов, то автопроводы от столовой до ее дома заняли подозрительно много времени, и кто знает… А впрочем, дело сделано! Возврата нет… Почему же он, Вилли Майер, все-таки сознательно и без каких-либо оснований обрек на пытки садистом Кеслером и позорную смерть «Эсмеральду»? Агента СД! К тому же не из худших. Он и сам сейчас не мог бы этого объяснить. Может быть, потому, что он уловил опасность, которая неумолимо нависла над Кристиной, а времени придумать что-либо стоящее уже не было? И вот на столе Хейниша последствия – перчатка и бутылка. Неопровержимые вещественные доказательства преступления «Эсмеральды», которого она не совершала…

– И все-таки этот умник Штюбе забыл про пулю из «вальтера», – нарушил молчание Хейниш. – Вот что, Вилли, сделайте так, чтобы как можно быстрей у меня на столе оказался пистолет Кристины Бергер. Поняли? И чтобы ни один нос об этом не пронюхал…

– Яволь, герр штурмбаннфюрер.

Выходит, подозрение еще тлеет… Кто же она есть на самом деле, эта Кристина Бергер? И умеет ли она вообще стрелять? И какие мысли одолевают ее очаровательную головку? А если она… Но Вилли Майер почему-то не отважился домыслить до конца то, что его больше всего беспокоило.

До самого самолета Калину и Сорокина, тяжело ступавших под грузом парашютов и спецснаряжения, провожал подполковник Иринин – статный, крепкий, молчаливый.

Разговор, который сегодня состоялся между ним и капитаном Калиной, был неожиданным и потому нелегким для Кости. Он его ошеломил и в то же время окрылил, внес в душу смятение, подарил надежду и одновременно вселил тревогу. Но начальник особого отдела Василий Тарасович Иринин проявил в разговоре не больше эмоций, чем можно извлечь из закрытого на семь секретов сейфа, и эта железная выдержка, его сухая лаконичность смиряли чужие чувства и заставляли держать себя в узде.

– В свое время в Киеве, – ровным голосом сказал Иринин, – вы познакомились со студенткой-филологом по имени Мария. Так?

– Что с ней? – вместо ответа вырвалось у Кости. – Вам что-нибудь известно, товарищ подполковник?

– Немного, – скупо ответил Иринин. – Ныне ее зовут Кристина Бергер. Она служит у немцев, в СД.

– Что?! – капитан побледнел. – Не может быть! Я знаю ее…

– Может быть, – холодно подчеркнул подполковник. – Она находится сейчас в том городке, куда вы отправляетесь на выполнение задания. Что вы будете делать, когда встретитесь?

Калина опустил голову. На скулах заходили желваки.

– Да я ее!..

– Вот именно, – спокойно заметил Иринин. – Так же будет думать и она. Опасно! Предупредить ее, как сейчас вас, мы не имеем возможности.

– Предупредить?.. Ее?.. Неужели?..

– Да, она тоже разведчица. Как и вы, не вследствие романтических наклонностей, а по необходимости, по суровому призыву войны. Ей нелегко – пока что она вынуждена работать без контакта с нами.

– Я горжусь ею…

– Об этом скажете ей, сейчас – о деле. Так вот, ее вариант может быть: пулю себе или вам. Как подскажут эмоции. Таким образом, ее поведение зависит от вашего, Константин Васильевич. Когда она увидит вас в форме немецкого гауптмана…