В квартире «Эсмеральды», тайного агента СД, царил типично послекутежный беспорядок. Сама она, взлохмаченная, с размазанной по лицу помадой, лежала под одеялом и едва соображала. Смотрела на Майера опухшими от ночного кутежа глазами.

– Очень извиняюсь, господин Майер, – силилась она что-то пояснить на ломаном немецком языке, – здесь все так… в беспорядке… неуютно… Извините, я не ожидала такого раннего визита…

– А мне все равно, – снисходительно ответил Вилли. – Скажите-ка лучше, какое стихийное бедствие вас постигло? На мой взгляд, произошло, по меньшей мере, многобалльное землетрясение.

– Не совсем, господин Майер, просто житейский вихрь занес ко мне вечером сразу двух красавчиков, жадно истосковавшихся по женскому теплу… Ой, головушка моя!..

– Кто они, если не секрет?

– От вас, Вилли? Секрета нет, но черт их знает… Ехали на передовую и вот – отдохнули…

– Звания? Хоть знаки различия запомнили?

– Кажется, гауптман и лейтенант…

– Может, обер-лейтенант?

– Возможно, вы же знаете, я в этом не очень разбираюсь…

– Зато в другом…

– О, Вилли! Неужели?.. Обратите внимание, я до сих пор в постели…

– Не кажется ли вам, что вы слишком широко понимаете свои обязанности перед рейхом?

– Ну тогда хоть подайте даме рюмку… Головушка ведь раскалывается…

Майер подошел к столу. Стоя спиной к «Эсмеральде», не снимая перчаток, стал проверять бутылки.

– И французский коньяк пили?

– Пили все, что на столе… Неужели вы думаете, что я успела выучить все языки? И немецкого достаточно на всю Европу…

– Резонно, – согласился Вилли. – Вы умная женщина. – Он незаметным движением выставил из кармана шинели порожнюю бутылку из-под коньяка. – Но иногда стоит знать, чем угощались… Например, знаете ли вы, какое наслаждение было заключено в этой посудине? – он поднял только что выставленную из кармана бутылку. – «Мартель» высшей марки!

– Было бы наслаждением, если бы хоть на донышке осталось…

– Такой никогда не остается. Ну-ка возьмите бутылку, хоть подержите, будете знать, что пили…

– Хоть что-нибудь осталось на столе?

– Немного осталось, но до следующего раза. А сейчас одевайтесь: вас вызывает штурмбаннфюрер. И не забудьте умыться холодной водой. Обязательно холодной – приводит в чувство.

«Эсмеральда» сжалась, притихла под одеялом, словно уменьшилась.

– Понимаете, я вчера не могла, – она повела рукой по комнате, виновато глядя на Майера. – Те двое чуть ли не силой удерживали…

– А что вас волнует?

– Вчера вечером я вроде видела, будто к соседке заходил какой-то военный.

– Ну и что из того? – спросил Майер. Он снял перчатки и стоял, небрежно похлопывая ими по столу.

– Обо всем, что происходит в доме соседей, я должна немедленно докладывать.

– А вы не доложили… Ясно. Одевайтесь! Я жду вас в машине.

В тот день у Хейниша была беседа с еще не отрезвевшей «Эсмеральдой», он вынужден был даже дать ей пощечину, но, разумеется, исключительно по служебным соображениям – надо же было как-то вернуть ей память. Но, даже несмотря на такие решительные служебные меры, память «Эсмеральды» за пределами уже рассказанного Майеру явно хромала. Тогда разъяренный штурмбаннфюрер вызвал Кеслера и приказал немедленно арестовать и привезти к нему хозяйку дома, где поселилась Кристина Бергер.

– Вы предполагаете…

– Я не предполагаю, я приказываю! – Хейниш сломал карандаш.

На этот раз Кеслер, несмотря на свою упитанность (давала себя знать тяга к пиву), действовал как метеор – управился за считанные минуты. Но было не до благодарности – в кабинете его уже ожидали кроме самого господина штурмбаннфюрера новый сотрудник СД, который прибыл несколько дней назад и еще не успел со всеми познакомиться. В комнате находилась и переводчица Кристина Бергер. Хейниш пригласил Кристину специально. Во-первых, хотел понаблюдать за ней во время допроса. Во-вторых, желал проверить точность ее перевода – новый сотрудник прекрасно владел русским языком, но еще не имел возможности проявить свои знания.