На будущее я взял себе за правило из ситуаций не уходить, чтобы не повторять пример свежеушедших. И в некоторых случаях действительно помнил о своем решении.

За счет присутствия Мастера и Школьной атмосферы фильм смотрелся как некое откровение. Позже я не раз пересматривал его, нашел и прочел книгу, по которой он был снят, но вновь к такому переживанию этого фильма, как в тот раз, я не приблизился.

Фильм закончился в районе одиннадцати, все стали собираться по домам.

– А я думал, что Хвостатый нам боевичок какой-нибудь поставит!.. – утрированное сожаление Звездочета вызвало улыбки. Желающих уехать было больше, чем свободных мест в машине хозяина квартиры, поэтому я пошел пешком и часа через полтора уже был дома.

Снова потянулись дни, полные деятельного хаоса, мечтаний, поверхностной уверенности, сомнений и оптимизма.

Снова приезжал Хуанито, и снова ездили к Валентину в гости, и снова пели на кухне «Черного ворона», песню, которую почему-то особенно часто исполняли в приморской группе, а Дей в шутку именовала ее нашим гимном. В отличие от оригинала, последняя строка звучала: «Черный ворон, я не твой!».

И снова на обратном пути состоялся дележ съеденного: кто и что покупал, сколько заплатил, кто и что ел, а теперь рассчитайтесь, пожалуйста! Как я потом узнал, это было нормой в офисах отдельных приморских фирм, возможно, это был отголосок девяностых, но тащить это в Школьное пространство… Дей контролировала верное движение сумм равных порой стоимости трех, а то и четырех проездов на общественном транспорте, и со всей тщательностью подходила к этому вопросу.

В библиотеке Лепихиной Хуанито оставил книгу предводителя новоявленной «школы», название которой было отчасти созвучно названию Корабля дураков. Я сразу же попросил эту книгу на прочтение, и даже был настолько захвачен ее негативным порывом, что написал письмо по тому адресу, что был указан в конце. В ответ мне прислали лист газетной бумаги с как бы агитационной беседой «учителя» этой «школы»: банальные ответы на глупейшие вопросы, к примеру: «а почему у вас нет бороды?». Костя потом рассказывал, что он общался с учениками этого «учителя», и ему поставили видеозапись одной из бесед: «Там совсем молодой парень, но звук специально замедлен, чтобы голос у него звучал внушительно, а духовной силы в этом человеке вообще нет».

В дальнейшем мне доводилось пересекаться с людьми, которые отождествляли эту новоявленную «школу» и Корабль дураков, и было бесполезно объяснять им разницу: «Это у вас секта, мне лучше знать!» Новоявленная «школа» претендовала на создание синтетического Пути, но банально не имела выхода в Небо, а на одних отрицаниях и негативах невозможно построить что-либо. Жаль тех, кто привлекся к этому направлению, что же касается поверивших «знатокам», которые сами не стояли ни на каком Пути, то как-то Звездочет цитировал нам на семинаре восточную мудрость: «Лучше не рождаться отвратившему от Пути».

После попадания на Корабль читать я стал меньше, но постепенно стало расти понимание. Примерно за полтора года до появления в моей жизни Корабля я купил себе двухтомник Кроули «Магия в теории и на практике». В приложениях Кроули приводит список рекомендованной литературы, который странным образом более чем наполовину совпадал с программой обучения в «школе философов», и после прочтения его «Магии» я был уверен, что понимаю в ней все. Через пару лет на Корабле я снова прочел эту книгу, и понял, что не понимаю в ней почти ничего.

В том, что касается книг, в тот период в приморской группе часто упоминались уже известные мне «Ангел Западного окна» Майринка («кто именно слышит ваши молитвы?»), «Рукопись, найденная в Сарагосе» и «Хроники Амбера» (первые пять книг). Костя на семинаре как хорошую аллегорию Пути привел повесть Бредбери «Лед и пламя». Открытием для меня были де Гартманы, тоненькая книжечка, которую я даже законспектировал, книги Тарта, «Посвящение» Элизабет Хейч, статьи Брянчанинова. Как-то раз, когда я был в гостях у Дей, она прочла суфийскую притчу «Человек, который видел только очевидное», из сборника «Караван сновидений»: человек попросился в ученики к мастеру, но не смог учиться у него, потому что всегда судил о его поступках только на основании того, что видел.