– Это приятно. Не нож.

– Да Господи Боже! – взрываюсь, нелепо взмахивая свободной рукой. – Салим, убери нож! – захожу с другого края. – У меня никого не было, кроме тебя последние три года!

– И не будет, Котова, – отбивает жестко. – Никогда.

Салим делает выпад на левую ногу и отводит назад правую руку, в которой держит холодное оружие. Левой тянется к плечу Покровского. Дальнейшие события происходят так стремительно, что я не успеваю даже завизжать. Только роняю букет, не в силах больше держать его.

7. Глава 7

Ходуном все ходит. Не дрожит, не вибрирует, меня натурально трясет! Что в руки не возьму, все падает. Платье классического кроя ощущается тесным и сковывающим движения, резинка на колготах вгрызается в живот, хочется содрать с себя одежду, обсценно выругаться и бахнуть стопку, а лучше две.

– Я сейчас, – выдуваю, сдавшись.

Опрометью несусь в комнату, стаскиваю платье и колготы, переодеваюсь в домашние шорты, футболку оверсайз и стягиваю волосы в низкий хвост. Становится чуточку легче и спокойнее, и я возвращаюсь к своему ночному гостю, которого так бесцеремонно оставила одного на кухне и даже без кофе.

Покровский при виде меня едва заметно приподнимает брови.

– Все мешалось, – поясняю, смущенно наступая одной босой ступней на другую.

– Понятно, – отвечает с легкой хрипотцой, отводит взгляд.

Ставлю на стол подготовленную коробку и приступаю к обработке его боевых ранений. Стоит отметить, что таковых немного. Ссадина и довольно глубокая царапина на левой скуле от печатки Салима, да сбитые костяшки – на этом все.

И все могло бы закончиться, даже не начавшись. Я открыла глаза, когда услышала, как на асфальт с металлическим лязгом упал нож и в это мгновение прямо мне под ноги, на спину, рухнул Салим. Судя по всему, Покровский выбил холодное оружие даже не оборачиваясь, а затем перехватил его руку и перебросил через себя. Рот я как открыла, так больше и не закрывала до самого окончания стычки. Салим же поднялся, – алкоголь подначивал его совершить как можно больше опрометчивых поступков – полез уже с голыми кулаками, оттолкнув меня. Именно на этот жест и отвлекся Покровский, пропустив единственный удар в челюсть. Больше он подобного не допустил, бил с остервенением и исключительной точностью. Когда Салима заметно повело, скрутил его, повалил на асфальт и, заломив за спину руку и придавив коленом, достал мобильный и сделал один звонок.

Через рекордные пять минут прибыл наряд полиции. Как я поняла, звонил он вовсе не в дежурную часть, а какому-то знакомому, тот, в свою очередь, вызвонил ближайшую патрульную машину. А я… эти пять минут я пыталась не упасть в обморок от переизбытка кортизола в крови и как завороженная пялилась на своего спасителя. Он был так сокрушительно хорош, так мужественен и невероятно сексуален. Аномально сексуален.

– Теперь Вы не чувствуете себя должником? – бубню, заканчивая со скулой и садясь на стул напротив.

– Я и не чувствовал. Это Ваш вывод, я просто не стал спорить, – дергает рукой, когда я щедро поливаю раны антисептиком и неожиданно ворчит: – Щиплет, – по инерции дую на ссадины и он шумно выдыхает вместе со мной.

– Что теперь будет? – шепчу, поднимаю взгляд.

– Если будет плохим мальчиком – присядет на пару лет. Если хорошим – отделается штрафом и исправительными работами.

– На пару? – удивляюсь в голос. – Он же только грозил, по сути. И существенного урона не нанес.

– Если хотите, его отпустят прямо сейчас. Судя по всему, Вы весьма эмпатичный человек.

– Ой, вот только не надо извращать! – кривляюсь, не сдерживаясь.

– Неприятно, да? – хмыкает поучительно. – Дуйте лучше, Вера. Надеюсь, в работе Вы так не халтурите.