Но мои замерзшие пальцы сковывает боль. Не спасают три слоя теплых рукавиц. Левой щупальцей я снимаю трубку и со страхом подношу к уху. Черный пластик дышит холодом прямо в мозг. Теперь надо достать из кармана латунный, мать его, жетон и воткнуть в узкую, мать ее, щель. Нащупать небольшой кругляшок одной отмороженной ручкой-крючкой, окутанной шерстью, в тесном кармане, это, скажу я вам, тот еще аттракцион. Абсолютно не веселое и бесполезное занятие. Я решаюсь на отчаянный поступок. Зажимаю трубку между плечом и шапкой и начинаю стягивать варежки с правой руки. Осознаю, что рискую остаться без пальцев, но стать бездомным в расцвете лет еще страшнее. Голые пальцы мгновенно синеют от холода. Надо действовать быстро. Вот он, жетон ОГТС. Вот она, дырка монетоприемника… Но зимушка-зима подкидывает новую забаву. Металл примерзает к пальцам и не хочет, чтобы его засовывали во всякие непотребные места. Я ору на звезды, на телефон, на себя, на боль, на свою жизнь. Какого хрена я тут делаю? Опять этот вопрос, да? Да! С разнообразием и фантазией беда. Но тогда он ударил в колокол моей черепной коробки в первый раз.

Какого хрена я тут делаю?

Я вставляю обнаженной рукой краешек монеты в черную прорезь ненавистного аппарат, а левой рукой в рукавице проталкиваю вглубь автомата, отрывая вместе с примерзшей кожей. Эта часть операции проходит с небольшой потерей крови. Теперь нужно набрать номер.

Как бы вы сейчас это сделали? Легко и просто! Ну, начнем с того, что никто никуда не шкандыбал бы по холоду, отмораживая все на свете свои причиндалы и конечности. А попросту, сидя у камина, потягивая мартини со льдом и оливкой, достал мобильный телефон… и так далее. Но еще каких-то двадцать лет назад мобилы были только у… Ладно, не будем тыкать пальцем в эти пару десятков избранных…

Итак! Нужно набрать номер посредством установленного в данном агрегате дискового, мать его, номеронабирателя. Так он по-научному называется. Но от этого на улице не становится теплее и подогрев к нему не прилагается. Сделать это, опять же, пальцами в трех варежках – не вариант. В маленькие круглые дырочки эти культяпки не помещаются и соскальзывают с металлического диска. Он примерз и не слушается. Нужно использовать то, что есть под рукой. А под рукой есть только рука без перчатки. Это я потом таскал в кармане кусок карандаша для вращения телефонных дисков. А сейчас, чтобы хоть как-то добавить подвижности вконец замерзшим и уже совершенно побелевшим пальцам, я дышу на них, чуть ли не засовывая в рот. Подушечки болят так, будто по ним колотили молотком. Шесть цифр. Пять пальцев. Большой будем использовать дважды. Он самый толстый, ему и терпеть больше всех.

Большой – Три

Указательный – пять

Средний – ноль

Безымянный – семь

Мизинец – четыре

И опять большой – три

Сразу руку в карман. И работать ею. Работать. Сжимать и разжимать.

Гудки. Гудки. Гудки…

Только не надо спать в это время! И не надо нигде шляться. Надо сидеть дома и ждать моего звонка. Нахрена тогда давать объявления в газету.

– Чтоб вас… – начинаю я монолог, посвященный слабому развитию некоторых нерадивых давателей объявлений.

– Алле! – сонный недовольный мужской голос.

– Добрый вечер! – спохватываюсь я, чуть не плача. – Простите за поздний звонок, но я раньше не мог…

– Че надо?

– Я по поводу квартиры…

– Продали… – отрезает голос.

– Как продали? – я слышу звук разбитого хрусталя моей замерзшей судьбы.

– Так…продали и все… отчитываться что ли?

– Но ведь только сегодня объявление… – начинаю я беспомощно лепетать уже больше себе, чем кому бы то ни было.