– Дак он уехавши, – сказали про директора в бухгалтерии. – Будет дня через три. А вам что надо?
Я объяснил.
– Да вы чего, какие деньги! Нам зарплату полутушами выдают! Снегоходов тут только не хватало!
«Опять эти загадочные «полутуши», подумал я.
– Ну как же, Матрёна говорила, что директор сам обещал.
– Какая Матрёна? У которой муж китаец?
– Почему китаец? Он в милиции работает. А она – у вас в совхозе.
Бухгалтерия расхохоталась:
– Работает! Кто её сюда пустит, аферистку – на ей же клейма негде ставить, всему городу должна…
Назад я шёл мрачный. С почты позвонил в РОСАН.
– Вот сука, – озабоченно сказал Андрей. – Всё равно нужно поговорить с директором. Смотри, чтобы снегоходы не спиз… или.
Снегоходы стояли в гараже, ключ от которого мне был вручён в день приезда. «Надо бы их проверить, работают ли, – сказала Матрёна. – Скатайся с моим мужем, пусть попробует». Я простодушно согласился – уж больно полюбились мне снегоходные прогулки в прокате.
Муж привёл какого-то мужика, дал мне ватные штаны с перчатками, и мы втроём выехали в тундру. Было пасмурно, всё сливалось в одну белизну – и холмы, и сугробы, и горизонт. Я радостно мчался вперёд, пока не заметил, что рядом никого нет. Вокруг сгустился туман. Я остановился, слез со снегохода и прошёл немного вперёд. Сквозь белую пелену что-то затемнело. Еще пару метров… и обрыв. Внизу бесшумно катятся чёрные волны Енисея. Сам не свой, я выехал из тумана и по снегоходному следу вернулся к гаражам. С той поры я твёрдо поверил в ангела-хранителя.
Вечером мы ужинали в доме Матрёны. Стол ломился от копчёной, солёной, вяленой и ещё Бог знает какой рыбы. Напротив сидели золотозубые китайцы, улыбаясь мне сквозь трёхлитровые банки с пивом. Это были матрёнин муж и его братья.
Первый стакан выпили «за дорогого гостя». Второй – «за знакомство». Третий – «за хозяев»… После очередного тоста я заметил на столе полупустую бутылку водки. «Интересно, кто её пьёт? У всех же пиво».
– Дак в пиво и наливаем, – объяснили мне. – А как ещё?
– Не-е-ет, – проблеял я. – Так не положено…
И хотел встать. Но ноги уже не работали. Голова, как оказалось, тоже. В банках золотыми рыбками плавали китайские улыбки. «Откуда столько золота? Наверное, поддельное… Китайцы же…»
– Не боись, всё в порядке, – вальяжно говорила Матрёна. – Щас проветримся!
В углу двухлетний карапуз старательно давил босой ногой тараканов. Тараканы убегали под плинтус и шевелили оттуда усами. Меня замутило.
На улице я с удовольствием вдохнул сухого холода и вдруг с размаху прислонился к снежному тротуару, который почему-то стал вертикальным. Среди дальнейшего тумана я помню только, как меня били, потом поднимали, отряхивали и снова били. Время от времени кто-то спрашивал: «Ты понял? Щас понял?». Мне было не столько больно, сколько удивительно. Тем более, что я всё равно ничего не понимал.
Утро было хмурым. Болело всё. От мыслей про снегоходы тошнило. Китайцев я больше не видел, Матрёна держалась как ни в чём ни бывало, и я списал эту «акцию устрашения» на национальный алкоголизм. Говорили, что местные китайцы пить не умеют, но любят.
На следующей неделе я расспрашивал владельцев «Буранов», заводил разговоры с механиками в мастерских и время от времени наведывался к гаражу. Снегоходы стояли на месте.
«МАРКЕТИНГ»
От местных я узнал такую историю.
В начале девяностых Правительство России решило компенсировать народам Крайнего Севера ущерб, который советская промышленность нанесла местной природе. Компенсировали оригинально: закупили двести или триста снегоходов Lynx и раздали коренному населению.