Я не сопротивлялась, лишь убрала руку от стены, сосредоточившись на своих ощущениях. Брошь стала чуть ярче, от неё исходило тепло, как от тлеющего уголька: не обожжёшься, но чуть согреешь озябшие пальцы.

— Только дерево говорит, что не только вас надо бояться.

— А кого ещё? Хозяйку?

Мектильда отошла на шаг, как бы любуясь своей работой, и покачала головой.

— Иону?

Снова нет.

Моя бывшая служанка только раскрыла губы, чтобы ответить, как дверь, ведущую наружу, содрогнулась под ударами кулака в железной перчатке.

2

— Открой же! — коротко приказала я, переглядываясь с Мектильдой. Черноволосая служанка кинулась исполнять приказ, но у самой двери остановилась и обернулась ко мне:

— Уверена? — спросила она изменившимся голосом и посмотрела в глаза.

Это было впервые, когда та, кто раньше прислуживала мне, обратилась к принцессе, как к равной. Но поразило меня ни это, и даже не то, что за дверью стих шум, а то, как смотрела Мектильда. Словно знала что-то, о чём я не подозреваю.

— Конечно, — кивнула я, отгоняя сомнения прочь. — Отворяй.

Брошь на груди придавала смелости, раньше я чувствовала сродство с амулетом Лив, а теперь у меня был собственный. И никто почему-то не стремился его отобрать.

Но об этом я тоже подумаю позже. Как и о том, почему амулет обостряет Силу, как так вышло, что теперь я чувствую в служанке совсем другую девушку, что-то в моей черноволосой спутнице изменилось. Да так, что и не признать в ней прежнюю Мектильду, как ни старайся.

— Вы готовы, фронньер? — строго спросил мужчина, одетый стражником.

Позади него теснились ещё двое, было забавно видеть, как крепкие мужчины, выше меня на голову, стараются укрыться за спиной начальника, а их пальцы, сжимающие рукоятки коротких мечей за поясом, стиснуты до неестественной бледности.

Я бы могла проникнуть в души каждого из них, понять, есть у них другая сущность, как у скальдов, но не хотела тревожить Силу. Она уже недавно показала, что не всегда будет подчиняться моей воле.

— Готова. Куда меня поведут?

На этот вопрос главный стражник прищурил светлые глаза и только махнул рукой, призывая следовать за ним по доброй воле.

Я не собиралась сопротивляться. Крепла уверенность, что я иду навстречу своей судьбе, как и тогда, когда мы, четыре изгнанницы, сидели в каюте корабля, бросаемого ветром по волнам Свирепого моря.

Я оглянулась на пороге. Мектильда, устремившаяся было следом, вдруг остановилась и посмотрела поверх моей головы.

— Ей велено остаться, — произнёс мелодичный девичий голос. Это была одна из доверенных служанок Славной Лив, носившая зелёные цвета своей госпожи.

Я не стала унижаться и спрашивать, почему так. Понятно, что скальда хотела наказать только меня.

Молча спустилась по лестнице, ведущей в подвал, и когда за спиной закрылась дубовая дверь, и я услышала шум опускающегося бревна, служащего запором, ничуть не испугалась темноты, ждавшей у подножия лестницы.

Пахло плесенью и сыром, немного тёмным хлебом. Когда-то я бы не притронулась к такой простой еде, но теперь от одного запаха голова закружилась, и рот наполнился вязкой слюной.

Меня привезли к Славной Лив, но не дали перекусить ни кусочка, не считая киселя из морозных ягод. Утром я сама отдала свой завтрак Эрине и Виктории.

Голод притупляет чувство опасности, поэтому я смело спускалась по лестнице, чувствуя, что в подвале никого нет. Это не была темница, и хоть в тишине попискивали мыши, но мне не придётся спать на грязной соломе. Стоило сойти с последней ступени, как амулет на груди засиял неярким, ровным светом, показав, где я нахожусь.

Значит, я угадала: моей тюрьмой оказался подвал, в котором хранилось съестное. Я отщипнула холодного хлеба, отрезала коротким ножиком, привязанным к сырной головке, и закусила молодым солёным кусочком, отпила из кувшина медового напитка, и почувствовала, что не в силах сделать ни шагу. Не беда, осмотрю подвал позже.