Но в том-то и дело, что мы больше не были в своём привычном мире.

Однако, беспокоило меня иное. То, что я прочла в глазах Славной Лив.

— Она ещё попытается не раз от меня избавиться, — медленно произнесла я, скорее для того, чтобы послушать: будет ли Сила, заключённая внутри, протестовать. Нет, она молчала, значит, я права.

— Ах, госпожа моя, вы не привыкли склонять голову, но теперь надо подумать, как бы выжить, — Мектильда обошла кругом, завязывая верёвки сарафана на вырезе груди.

Мы стояли в том деревянной каморке, которая вела в купальню, и где я оставила одежды, прежде чем войти. Мектильда говорила тихо, время от времени бросая на моё лицо встревоженные взгляды. Я же нарочно не торопила её, не хотелось выходить за дверь, понимала, что теперь всё изменится.

Уже изменилось. И я как утлое судёнышко, подхваченное штормом, должна отдаться на милость бури.

— Не надо говорить мне то, что следует делать. Я сама разберусь.

— Простите, моя госпожа, я хотела помочь, — затрепетала Мектильда и склонила голову. — Но раз вы сами всё знаете.

— Извини, но я пока не могу разговаривать, — ответила я чуть мягче и пожала холодную руку бывшей служанки. Пусть в её голосе слышалась насмешка, она пока была мне не врагом. И мне хотелось объясниться.

Возможно, я была резка, но это от страха. Я вдруг осознала, что Сила во мне никуда не делась, напротив, стала даже больше, но я пока не умела брать её под контроль достаточно быстро, чтобы не навредить кому-либо.

С одной стороны, это радовало, с другой, вызывало тревогу. Что если я сделаю то, что не смогу поправить?

Да я и сейчас не была уверена, что рана Ионы когда-нибудь излечится.

— Посмотрите, госпожа, я знаю, вы запретили мне говорить, но ваша брошь светится. Давайте я заберу её и выброшу, кто знает, не она ли несёт нечастья.

Я обернулась и проследила за её рукой. Брошь — точная копия тех, что носили невеста с женихом, упала под лавку, но и впрямь сияла, будто солнце.

— Погоди, не бери! — остановила я Мектильду. — Здесь может таится проклятие.

Это было бы объяснимо. Как ещё наказать меня так, чтобы не вызвать гнев своего короля Конунга Кая. А так Славная Лив скажет, что это Боги покарали фронну.

— Госпожа, я возьму, — в тоне Мектильды я впервые услышала твёрдые нотки. Взглянула на неё, и бывшая служанка выдержала мой взгляд. Не опустила глаза, значит. Похоже, я виновата.

— Да, прости. Я забыла, что мы теперь ровня, — улыбнулась я, но слова прозвучали с иронией.

Мектильда и здесь оказалась благоразумна, сделала вид, что не заметила её. Но и не принялась разуверять.

— Здесь всё сделано из дерева. Я бы услышала шёпот мирового древа Играсил. Но эта вещь опасна.

Мектильда присела на корточки и аккуратно, двумя пальцами, подняла брошь. Она не перестала светить, хотя теперь по яркости не уступала лишь масляной лампе, из экономии прикрученной наполовину.

— Так здесь всё сделано из этого мирового древа?

Я понимала, что проявляю непослушание. Боги этого места, если Они услышат подобные речи, накажут. Но я устала бояться.

— Нет, Рогенда, — распрямилась черноволосая дева, в которой всё меньше оставалось от прежней забитой служанки. Она менялась на моих глазах. — Но часть Играсил заключена в каждом дереве. Живом или мёртвом.

— И о чём говорят эти брёвна?

Я прислонила ладонь к стене, напротив той, у которой Мектильда подняла брошь. Сила моя молчала. Ничего. Тёплое, сухое дерево.

— Они шепчутся, что другим надо вас бояться.

— Из-за моей Силы? Верни брошь, это моё.

—Хорошо, госпожа, — покачала головой «говорящая с деревьями».

Она медленно приблизилась и приколола брошь к моей груди.