А герцог, между тем, и недовольства высказать не посмел. Сплошное удовольствие наблюдать!

Мне наглядно продемонстрировали насколько велика власть, авторитет и мощь Синода. О таком влиянии мы, фрейры, даже не подозревали. И это с ними Огненный круг соперничает уже сто лет? Как? Как тут бороться за место под солнцем?

— Вот, ваша светлость, нашел! — ввалился в комнату вспотевший от усердия стражник. Приволок он едва ли не трон — массивное дубовое сооружение на львиных ногах и с львиными же мордами на подлокотниках. Резная спинка и сиденье были обиты красной кожей.

Герцог невозмутимо уселся и кивнул вайру:

— Приступайте.

— Положите правую руку на малый алтарь Пламени, герцог Винцоне, — ловец поставил на столешницу перед стариком уже знакомый мне артефакт. — Процедура простая: я спрашиваю, вы, не отнимая руки ни на волос от алтаря, отвечаете. Вопросы будут простые, отвечать нужно “да” или “нет”.

— Да знаю, знаю, не первый раз на проверке! — проворчал хозяин замка.

— Я обязан предупреждать перед каждым испытанием, правила есть правила, они едины для всех. Так же едино и наказание за отклонение от истины или нежелание отвечать. Предвечный Пламень предупреждая, обжигает. Некоторые ожоги несовместимы с жизнью. Помните об этом. Вы готовы, ваша светлость?

— А как же! — брюзгливо отозвался старик и плюхнул пухлую и дряблую ладонь на камень.

— Каково число замученных и убитых вами или с вашего ведома людей, герцог Винцоне? Сто? Да или нет? — спросил вайр.

К моему изумлению, на листке бумаги, который я положила перед собой и разгладила, тут же появился озвученный вопрос, хотя я только-только прикоснулась карандашом. И почерк был совсем не мой, у меня еще со школы он корявый, а тут — ровный, размашистый, уверенный, мужской… 

— Нет, — уверенно сказал герцог.

Алтарь как-то неуверенно потемнел, но проглотил ответ. Я записала.

— Протестую против формулировки вопроса! — заявил Винцоне.

— Отклонено. Сколько было жертв, герцог? Двести? Триста? Пятьсот? — невозмутимо продолжил вайр.

К моему ужасу, цифра поднялась до тысячи, когда старик на очередном “нет” завыл и попытался отдернуть руку. Не тут-то было: из белого камня взвилось черное пламя (без всякого моего участия, клянусь Предвечным) и капканом обхватило ладонь старика.

— Моя рука! Ты сжег ее до углей! — выл герцог. — Отпусти, вайр, я всё скажу!

Черное пламя погасло, и старик с изумлением уставился на совершенно чистую, даже без волдырей, руку. Прижал ее к груди баюкающим жестом, как мать младенца.

— Это было первое предупреждение, ваша светлость, — заметил ловец. 

— Стража! — заорал дядя короля. — Схватить его!

— Ни с места! — остановил их Арнар, подняв руку, осветившуюся голубыми молниями. — Именем короля и волей Пламени, вы арестованы, герцог Винцоне. Дальнейший допрос будет проходить в тюрьме, и ваши амулеты и привороты вам больше не помогут. 

А я от удивления и горя и вздохнуть не могла полной грудью. Как так получилось, что матерый убийца десятки лет оставался безнаказанным? Неужели продажность жрецов настолько вопиюща? Да как Предвечный Пламень их не спалил на месте?

— Кроме того, герцог Винцоне, вы обвиняетесь Синодом в сокрытии значительного магического дара и использовании его без лицензии, — добавил вайр. — Вы обвиняетесь  в похищении и убийстве подданных Ирринеи, в черном колдовстве, в сговоре с темной ведьмой и в попытке воздействовать на алтарь священного Пламени нечистой магией.

— Убейте их! — завел любимую шарманку старый мерзавец. — Их всего двое, идиоты! Они не всесильны! Вперед, за герцога!

Двери распахнулись, и в комнату ворвались долгожданные (ну, я же говорила!) стражники в латах и с обнаженными мечами, а за их спинами мелькнуло несколько мантий магов, и в их поднятых руках уже сияли-клубились-разворачивались магические амулеты и сети.