– Что ты слышишь? – подолгу глядя на нее, удивлялась Кира.

– Всё. Вот, например, мальвы.

В их лепестках с глубокими выемками, объясняла девушка, гуляет ветер, поэтому говор этих цветов похож на зов далеких труб. Совсем другое дело – флоксы, которые трепещут, как непросохшая простыня на веревке. Она слышала и другое невидимое – как впивалась в цветок и глотала нектар маленькая пчела и как горел под кожей сада торф.

На ферме жила одна косуля, которая Кире особенно нравилась. Она была крупной, с темными коричневыми пятнами вдоль линии позвоночника и водянистыми синими глазами. В шутку Кира называла ее Рахелью – откуда-то пришло в голову и прицепилось чужеземное имя. В начале лета Рахель родила детеныша. Он был маленьким и слабым и не мог передвигаться за матерью, поэтому первые несколько недель лежал, затаившись среди густой травы. Рахель несколько раз за день приходила кормить его, но потом снова оставляла одного – боялась привлечь собой хищников. У малыша сальные железы еще не развились, и другие животные не могли услышать его запах.

Никто не понимал, как Рахель его упустила, но жарким летним днем, только выучившись ходить, детеныш косули пробрался сквозь зазор в сетке и убежал в лес. К вечеру звереныш вернулся на ферму искалеченным. С морды свисали черные лоскуты кожи, на груди запеклась кровь, на передних ногах белела кость. Скорее всего, он учуял что-то во мху и стал рыть, не зная, что там, под этим поверхностным слоем почвы, скрывается горящая пещера. Испуганный огнем, он выскочил, но было поздно – лизнув шерсть, огонь стал распространяться по телу животного смертельными метастазами. Кира ужаснулась, когда его увидела. В отличие от увядающих цветов в умирающих животных не было ничего красивого.

Его решили застрелить. Зорев взял ружье и вскинул его на плечо.

Кира зажмурилась, закрыла уши руками, чтобы не слышать выстрела. В темноте отдаленно грохнуло, потом еще раз – гораздо тише, – и маленькое тело рухнуло на землю.

Когда она снова открыла глаза, животное лежало на боку. Передние лапы у него были согнуты, а задние вытянуты и переплетены, длинная шея заломана. Выстрел пробил грудь: из рваной дыры сочилась блестящая черная кровь. В разреженном воздухе пахло дымом. Кира посмотрела на Зорева. Он стоял, опустив ружье, и смотрел на изуродованное существо. Голова прижата к плечу. Когда он повернулся к Кире, на его губах тряслась улыбка.

Потом он ушел в дом, а она заметила, что над головой животного венцом торчал куст крапивы. Ее острые листья были все в красную точку. Кира приблизилась к растению и наклонилась. Она старалась не смотреть на зверя, но то и дело цеплялась взглядом за сгустки крови на паленой шерсти. Стоя над крапивой, вдохнув колкий зеленый запах, она вдруг почувствовала, что очень устала, а упершись руками в землю, обнаружила блестящее – гильзу от патрона. Подобрав ее, еще горячую, туго зажала в ладони. Она ничего не почувствовала, но потом, раскрыв руку, увидела, что вдоль линии жизни образовалось продолговатое белое пятно и кожа в этом месте стала твердой. Говорят, крапива сжигает зло и, чтобы снять сглаз или порчу, нужно невзначай обжечься.

В тот день они занимались сексом на кухне – прямо перед большим окном с прозрачной занавеской. Она стояла облокотившись на столешницу, сколоченную Зоревым из гладких досок. От него пахло кровью, и когда он засовывал пальцы ей в рот, она заметила на костяшках несколько темных пятен. Она воображала, что смотрит на себя через экран окна, как на одну из героинь вечерних мелодрам про женщин, с которыми что-то происходит, пока они просто позволяют этому быть. Она чувствовала себя наэлектризованной и не сомневалась, что, если коснется лампочки, та загорится у нее в ладони. Зорев то отталкивал, то с силой прижимал ее к себе, нагибал и вытягивал за шею вверх, сжимал и сдавливал – словно она была куклой, а он мальчишкой, которому только и надо, что выкрутить ей руки-ноги. Она пыхтела, стонала, выла, впивалась в него губами. И вдруг произошло то, чего Кира никак не ожидала.