Луна висит над крышами, как сигаретный ожог на чёрной простыне неба. Мы курим. Молчим. Где-то падает банка – может, кошка, может, чья-то судьба.

– Поехали в Питер, – говорю я.

– Зачем? – Бабавоз давит окурок ботинком.

– Чтобы найти новый балкон. Или спрыгнуть со старого.

Он фыркает. Встаёт, шаркая ногами. Уходит в комнату, оставляя дверь открытой. Холод вползает внутрь, как призрак.

Думаю: «Питер… Там лужи глубже. И дождь смывает не только грязь, но и лица».

Докурваю сигарету до фильтра. Пепел падает на рукав, оставляя серое пятно – ещё одна метка на карте безнадёги.

ГЛАВА V: ДОРОГА В ПИТЕР – ПОБЕГ ИЛИ ПЕТЛЯ?

– Поехали в Питер! Там всё изменится!

Думаю: «Питер… Город, где даже туман лжёт».

Покупаем билеты на поезд. Плацкарт пахнет столетием пота. Саня орёт:

– Это как «Ориент-экспресс», только с вонищей!

Прячемся от него в туалете, жуём доширак. Саня ломится в дверь:

– Братья! Тут вайфай есть?

Думаю: «Он как радио. Даже на частоте помех вещает»

Вокзал. Мрамор, дождь, тени пассажиров – как призраки в метро. Саня кричит:

– Всё! Здесь начнётся новая жизнь!

Думаю: «Новая жизнь? Мы даже старую не потушили».

Идём к ларьку. Мужик в фартуке суёт нам бутерброды с «ветчиной», похожей на кожу старьёвщика.

– Тридцать рублей, – говорит он.

Думаю: «Сколько стоит конец света? Дешевле».

Саня плюёт в лужу:

– Это дерьмо!

– Нет, – усмехаюсь. – Дерьмо полезнее.

Бабавоз молча жуёт. Саня поднимает выброшенный бутерброд:

– Всё равно вкусно.

Мы смеёмся. Даже Бабавоз. Потому что плакать нечем.

ЭПИЛОГ: НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ И ПРИЗРАКИ

Бредём по мокрому асфальту. Саня орёт:

– Смотри! Это же Дворцовый мост!

– Нет, – говорю я. – Это мост в никуда.

Бабавоз закуривает. Саня поёт «Катюшу». Дождь смывает всё, кроме одного вопроса:

«А что, если мечта – это просто долгий отходняк от реальности?»

КОНЕЦ? НЕТ. ЭТО ПРОСТО ПАУЗА МЕЖДУ КАТАРСИСАМИ.

«Призраки на Херсонской: Дневник беглеца из подполья»

Найдено в разорванном блокноте под скамейкой у Сенной площади. Страницы пропитаны запахом дешёвого виски и отчаяния. Возможно, художественный вымысел. Или нет.

Пролог: Последний шанс перед пропастью

Петербург – город, где даже воздух лжёт. Он обещает величие куполов Исаакия, а давит смогом сгоревших надежд. Я, Андрей, к этому моменту уже забыл, зачем сюда приехал. Сочи? Пляж с грязным песком и туристами, похожими на варёных раков? Да и хуй с ним. Здесь, в подвалах и парадных, я искал не работу – способ забыть, что жизнь давно превратилась в дурной анекдот. Бабавоз, мой друг-алкоголик с лицом разбитого кирпича, утверждал, что «здесь можно слиться с серостью и стать невидимкой». Саня Врун, как всегда, врал: «Мой прадед строил этот город! Он замурован в стену Петропавловки!» Мы верили ему ровно настолько, насколько нужно, чтобы не сойти с ума сразу.

Глава 1: Хостел как метафора экзистенциального кризиса

Хостел на Марата. Комната №7. Клопы остались, но стали фоном, как тиканье часов в доме сумасшедшего. Саня, наш личный трикстер, каждое утро начинал с новым бредом:

– Вчера ко мне во сне приходил Распутин! Говорил, что я – реинкарнация Менделеева!

Бабавоз реагировал предсказуемо: швырял в него кроссовком и рычал: «Реинкарнация долбоёба!»

Но главное – мысли. Они лезли в голову, как тараканы в сахарницу:

«Что, если этот хостел – чистилище? Мы уже мертвы, а клопы – наши грехи?»

«Саня – демон-провокатор. Он кормится нашей злостью».

«Бабавоз… Кто он? Бывший зэк? Несостоявшийся поэт? Или просто пьяное зеркало меня самого?»

По ночам я выходил курить на пожарную лестницу. Петербург висел в тумане, как грязная марля. Где-то там бродили призраки Достоевского и Довлатова, смеялись над нами. *«Вы – статисты в чужой пьесе»,* – шептали они.