Колоссальная напряженность поля Щ, аберрации в нем (т.е. в конечном счете – во мне), вызванные потерянным носом майора Ковалева, его (поля – т.е. моя) странная непроницаемость для молитв звездного скитальца – все это привело к тому, что связь странника с предметом его страсти стала просто невозможна, и ему (поклоннику) пришлось теперь уже не молитвами, а какими-то другими (уже известными нам) средствами воздействовать на поле (т.е. обращаться непосредственно ко мне) для достижения своих заветных целей. Вот физический смысл моей встречи с НЛО.

Впрочем, это, пожалуй, метафорическое выражение истинного положения вещей, но ведь и вся наша физика – есть одна сплошная развернутая метафора. Как обстоят дела на самом деле и какова физика у неземной цивилизации, сказать пока трудно.

Однако не возникает никакого сомнения в том, что страдания неземному существу были причинены потерявшимся носом. Именно майор Ковалев повинен в повысившейся сверх всякой меры напряженности поля Марины Стефанны, а следственно в том, что она (Астарта Щекотихина) не слышит домогательств любви обезумевшего звездного странника.

Так я попал между молотом и наковальней: богиня индуцировала немыслимую напряженность (Е) полового поля, и небесный странник превратился в полового маньяка, но ведь и со мной происходили невообразимые вещи – я попал в поле озабоченности.

«Я сегодня очень-очень сексуально озабочен», – мурлыкал я себе под нос песенку, входя в метро. Было раннее утро, и народу – кот наплакал. Сел, взглянул в окно напротив. В черном базальте стекла себя не обнаружил: справа – милая миниатюрная женщина, слева – старичок (вон они отражаются), а между ними – здоровенный мужик, усатый гренадер, двухметроворостный красавец… Я встряхнул головой и пожал плечами, гренадер – тоже: встряхнулся и поднял плечи. Я провел рукой по небритой щеке (а где борода? и что это за шрам под скулой?) – незнакомец в раме удивленно ощупывает свое лицо… Неужели!!! – я взглянул на свои руки – не мои руки, и брюки не мои, и рубашка тоже – боже! – этого еще не хватало! Когда же это произошло? – как я здесь очутился, черт возьми! Я беспомощно оглядывался по сторонам: справа эта маленькая женщина пахнет… – о-го-го! – я ощутил такой позыв, что дернулся о-го-го! – схватил ее за руку… Но нет, нет – успокойся, возьми себя в руки! Кого? – разве это возможно? – разве этого сперматозавра можно взять в руки?

Десять утра. Я спускаюсь вниз по узкому тенистому Петровскому бульвару – моему любимому бульвару, читатели. Большую часть майского времени я провожу именно здесь, в верхней его части, где древесный мирок, приподнятый над проезжею частью, отделен от Петровки серым домом, который, выбегая на площадь, растянувшийся бульвар облегает клешнями каменных лестниц. Вы сидите здесь, как на террасе, и машины, идущие к центру, похожи на волны реки, текущей, против всяких правил, снизу – вверх.

Прекрасное место, и здесь я шагаю сейчас, как-то неестественно выгибаясь, слишком размахивая руками поминутно трогая усы, – широко шагаю в сторону Трубной (мне не по себе и хочется есть), – шагаю и вот на одной из скамеек вижу Лику Смирнову.

Не подойти ли, не заговорить ли мне с ней? – но о чем!? – и неизвестно еще, как это у меня получится. Я так похож сейчас на того таракана, который заставил меня познакомиться с ней в электричке по дороге к Марли. Вылитый черный таракан: черные волосы, черные усы – медлительный черный флегматик.

Кстати, не все, может, знают, что черный таракан – совсем не то, что наш маленький рыжий прусак. Черный – пузат и степенен, как русский купец. Подчас даже кажется, что расхожие представления о коренном русаке («оперный мужик») образованы вовсе не на человеке, а на таракане. И действительно, есть глубинное сходство – ведь судьба у русского человека такая же, как у черного таракана.