Глава 3. Прошлое

То лето я провела под палящим солнцем, корячась на чужих огородах за мизерную плату. Поливала, пропалывала, собирала ягоды и помогала с закрутками на зиму. Уходить приходилось рано: в районе шести часов утра, а возвращаться затемно, не ощущая ни своих рук, ни ног, ни прочих конечностей. И мы почти не сталкивались с новым соседом, за три месяца поздоровались от силы раза два, да и в те я была настолько измучена и опустошена морально, что не успевала даже восхититься его сногсшибательной внешностью или сладкозвучным баритоном.

Осенью возобновились занятия в школе, я перешла в седьмой класс и начала понемногу отсыпаться. Да, очевидно, что тут потребуются некие пояснения. Мне тринадцать, и я всего лишь семиклассница, почему? Нет, меня не оставляли на второй год. Без хвастовства или ложной скромности скажу, что учеба давалась мне легко и непринужденно. Меня отдали в первый класс в возрасте восьми лет, так что я не только была на голову выше своих одноклассников, но и на ту же голову умнее.

Для поддержания красивого табеля успеваемости не требовались зубрёжка или особое усердие, довольно было внимательно слушать учителей на уроках и прилежно выполнять домашние задания, кои я зачастую поспевала делать прямо на занятиях. Выполню вдвое быстрее остальных классную работу, тут же быстренько напишу домашнюю – и свобода. Так что учеба меня не тяготила, скорее казалась скучной и чрезмерно простой.

Пожалуй, эта легкость в обучении и не давала мне завести друзей среди одноклассников. Их вполне хватало во дворе. Дружила я в основном с парнями, потому как не умела найти общий язык с девочками. Сызмальства меня не привлекали куклы (их попросту не было), я не умела их наряжать, не знала правил игры в дочки-матери. Мою маму, вечно пропадающую на работе в бешеном поиске денег на пропитание, сложно было копировать. Ну какую социальную модель поведения перенять у женщины, вкалывающей от рассвета до заката, когда она приходит домой затемно, в изнеможении валится на диван и почти моментально засыпает, а утром вскакивает ещё до звонка будильника и вновь убегает на работу, за которой последует вторая, а за ней и третья, и четвёртая и так далее?

Я с детства училась вести дом, готовила еду, стирала, мыла, убирала и драила по мере скромных детских сил и возможностей. За все свои годы юности я не смогу припомнить и пары случаев, когда видела маму с тряпкой.

Всякую свободную минуту она проводила у плиты, угождая папочке приготовлением его любимых кушаний. Ведь помимо горькой, папа любил вкусно закусить, а ежели не получал ни того, ни другого – пускал в ход кулаки.

Работающим своего отца я помню, но гораздо отчетливее в памяти предстает его взбешенное лицо и занесённый кулак. Маме было гораздо спокойнее, когда он днями напролет просиживал штаны перед телевизором, потягивал пивко и объедался жирными драниками или фаршированными мясом блинами. Попадая в мужской коллектив, отец в прямом смысле слова вливался в него, а потом наливался водкой сверх меры и становился монстром пострашнее Кинг Конга.

Словом, подруг у меня не водилось, что с лихвой компенсировалось суровой мужской компанией, в которой я чувствовала себя своим пацаном. Я неплохо била по мячу в лапте, никогда не проигрывала в ножички, метко попадала в соперников в игре "Снайпер" и неизменно играла роль бабки Ёжки в одноименной игре. Ее придумал главарь нашей скромной дворовой банды. По своей сути это были те же салочки, однако клеймить друзей мне предлагалось не рукой, а здоровенным бодылем свежей крапивы. Лёха, наш негласный лидер, вырывал самую высокую и устрашающую травину с корнем, любезно оборачивал ее в бумагу или пакет и вручал мне, чтобы следующие полчаса я, балдея от безнаказанности, могла гонять мальчишек и жалить все неприкрытые одеждой участки кожи.